Комсомольский комитет - [14]
Для Лены, которая большую часть дня оставалась вдвоем с бабушкой и уже в шесть лет читала, родители выписывали все детские журналы. Подрастая, Лена еще больше пристрастилась к чтению. Дня ей не хватало, и она ночами дочитывала «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя; плакала над пушкинским «Дубровским» и арсеньевским «Дерсу Узала». Иногда мать брала Лену с собой в зеленые заросли ботанического сада, в котором работала. От матери Лена унаследовала любовь к природе и мечтала стать биологом, естествоиспытателем.
В школу же восьмилетняя девочка пришла дикаркой. Правдивая и отзывчивая, в обращении со сверстницами она была резкой, неровной; жестоко высмеивала одноклассников, которые ей не нравились. На переменах, когда дети выбегали из классов, не могла влиться в общий поток.
В классе Лена была лучшей ученицей, ее уважали, но не дружили с ней. Мать Лены, сама преклонявшаяся перед честностью и благородством, влюбленная в книжных героев, людей «без единого черного пятнышка», соседей и сослуживцев сторонилась, потому что за каждым из них знала какой-нибудь недостаток. Она не жалела, что подруги, дети этих же людей, почти не заходят к дочери. Казалось, Лена росла похожей на мать.
Но в годы войны девочка увидела людей по-новому. Стояла зима сорок первого года, страшная, голодная зима. Немцы подступили к городу Ленина, они блокировали все пути к нему. Город не сдавался. Туман, окутывавший гордые и отчетливые даже в тумане архитектурные ансамбли города-героя, казалось, пытался прикрыть трупы умерших от голода людей, которые лежали прямо на улицах.
К Лучниковым приходили комсомолки, они приносили хлеб. Родители Лены уже не могли ходить. И девушки-комсомолки, тоже голодные и измученные, отдавали часть своих сил тем, кто ослабел еще больше.
В Павловск Лена Лучникова приехала зимой сорок второго года вместе с младшей маленькой сестренкой, двухлетней Диной. В Ленинграде у девочек умер отец, дорогой они потеряли мать. Их вывезли из города по первому открывшемуся пути: сначала по льду Ладожского озера, потом со станции Комбода поездом. Словно виденное во сне, вспоминала теперь Лена дорогу, вагон, женщин в белых халатах, усиленное питание. И главное — заботу многих людей, которые были Лене совсем посторонними. И это заставило Лену в самом начале юности узнать в людях своей страны тех рыцарей без страха и упрека, которых она в детстве искала в книгах.
И Лена по-новому полюбила жизнь, полюбила людей той горячей любовью, которой любила отца, мать, сестру. Но зато Лена, сама очень требовательная к себе, еще требовательнее стала относиться к людям.
Дину взяли в детский дом, а Лена осталась в Павловске. Работая в пригородном колхозе, она окончила вечернюю школу-десятилетку. Лена чувствовала себя обязанной многим людям и сама старалась помогать другим: подругам в школе, которым трудно было готовить уроки, соседкам, которым надо было то написать заявление в райсобес, то выяснить у председателя колхоза, почему неправильно начислил трудодни. Все время бывая с разными людьми, Лена стала смелой девушкой. Лена любила людей, поэтому очень хотелось ей, чтобы люди были еще красивее и лучше, чем есть на самом деле.
Когда Лена стала студенткой Павловского учительского института, комсомольцы-студенты избрали ее секретарем. А в пятьдесят третьем году Лену избрали вторым секретарем горкома комсомола. Институт к тому времени она уже окончила. И Силин и прежний секретарь Петрунин недолюбливали ее за прямоту, за едкую порой, хотя и справедливую, насмешку. Лена подумывала даже о том, чтобы уехать куда-нибудь из Павловска, хотя и полюбился ей уютный деревянный городок с зелеными улицами.
Только с Люсей Зайцевой, заведующей сектором учета, у нее сложились добрые, а потом совсем дружеские отношения. Была у Люси та живинка и простота в обращении, та бездумная обаятельность и в то же время легкая, игривая загадочность, соединенная с умением поговорить обо всем, которые так нравятся мужчинам. Многие городские, парни ухаживали за Люсей. Она смеялась и кокетничала со всеми, с некоторыми изредка ходила в кино, в театр или на танцы, но дальше этого ее отношения с ребятами как-то не заходили. До этого Люся три года работала в Сибири — уезжала туда по вербовке, в Якутии познакомилась с молодым человеком Семеном и теперь ждала его, своего «Северного оленя», как часто она шутя говорила. С Люсей Лене было легко и просто, с нею можно было разговаривать по душам и довериться ей.
Петрунин заметил, что у Лучниковой с Зайцевой сложились дружеские отношения, и однажды сказал ей:
— Я думаю, вы понимаете, Елена Михайловна, что в горкоме не должно быть… как бы сказать… неправильных отношений?
— Конечно! — согласилась Лена.
— Ну и что же вы с Зайцевой?
— А что?
Петрунин тотчас перешел на повышенный тон:
— Тряпка ты, а не секретарь, нашла с кем дружить: с заведующей учетом. Какой же ты работы от нее будешь требовать? И Силину из-за тебя трудно!
— Поставьте вопрос о моем поведении на бюро, — насмешливо посоветовала Лучникова.
На бюро Петрунин, конечно, ничего говорить не стал, но, когда однажды Люся допустила ошибку и Лена, не разобравшись, стала защищать ее, ей «намылили голову» еще больше, чем Люсе. Вскоре после этого решением бюро обкома Петрунина сняли с работы, потому что он окончательно заврался: сообщал в обком о мероприятиях, которые в городе не проводились. Особенно легко он обращался с «цифровыми данными». Не выходя из кабинета, Петрунин «прикидывал», сколько может быть в городе комсомольцев, занимающихся в политсети, участвующих в социалистическом соревновании. И, как правило, эти «прикидки» делались с большим преувеличением.
