Компьютерра PDA N82 (01.01.2011-14.01.2011) - [14]

В аппарате установлена камера 8,1 мегапикселя на базе КМОП-матрицы Exmor R c обратной подсветкой, способная фокусироваться при нажатии на экран, распознавать лица и улыбки и снимать видеоролики с разрешением 1280х720 пикселей.

Коммуникатор выпускается в двух цветовых исполнениях - тёмно-синем Midnight Blue и серебристом Misty Silver. Габаритные размеры трубки - 125х63х8,7 мм, масса - 117 г. Операционная система - Android 2.3 с последующим обновлением до Android 2.4.

Уже объявлено, что Sony Ericsson Xperia Arc можно будет купить в России в конце первого квартала 2011 года по цене порядка 26-28 тысяч рублей.

Голубятня: Just 5

Автор: Сергей Голубицкий

Опубликовано 12 января 2011 года

Продолжаем новогодний видео марафон. Сегодня вертим в руках телефоны второго поколения от Just 5. В видео клипе я назвал сотрудников этой удачливой компании "нашими соотечественниками" - вношу небольшую коррекцию. Сотрудники таки не совсем наши, ибо латвийские: грамотно взвесив все за и против Just 5 разместил головной офис в Латвии, которая, как ни крути, сильно ближе к Евросоюзу, чем бывшая метрополия.

Офис однако - это мелочи. Главное, что хозяин Just 5 - стопроцентно "наш" ☺

В видео обзоре я также цитирую назидательные строки из рок-хита, приуроченного к маркетинговой кампании Just 5. Полагаю, вам сильно захочется послушать это собственными ушами, потому привожу линк для самостоятельного ознакомления: http://www.youtube.com/watch?v=t419cR6zl68&feature=related

Василий Щепетнев: Обратный порядок

Автор: Василий Щепетнев

Опубликовано 13 января 2011 года

Часто приходится слышать, что идея себя исчерпала, сериал выдохся, писатель исписался, пора найти что-нибудь свеженькое. Почти всякий творческий человек мучается - не повторяюсь ли, не хожу ли, подобно ученому коту, по кругу, не пора ли менять коньки на санки? И смотрит окрест в поисках "свеженького". Смотрит и видит: "тот же лес, тот же воздух и та же вода". Где свеженького-то взять? У коллеги?

Из письма Антона Павловича Чехова Николаю Александровичу Лейкину от второго сентября 1887 года по поводу предполагаемых перемен в авторском составе журнале "Осколки":

"Вы пишете, что мы, старые сотрудники, жуем старье. Нет, мы остались такими же, какими и были, ибо изменить своих литературных физиономий мы не можем,- потому и кажется, что мы жуем старье. Благодаря слишком частой работе мы надоели не публике, которая меняется, а самим себе; пройдет еще пять лет, и мы опротивеем, но только самим себе".

Так это или нет? За окном двадцать первый век, не девятнадцатый, а вопрос по-прежнему требует ответа.

Но отвечать чисто умозрительно не хочется, из аристотелевских способов познания вещей более других меня привлекает empeireia, то есть опытное знание.

Я бы хотел провести эксперимент, да никак не наберу статистически значимую группу людей. Суть эксперимента такова: дать девственному любителю детектива на прочтение какой-нибудь сериал, например, фандоринскую сагу Акунина. Но только пусть читает в обратном порядке: сначала "Алмазную колесницу" или "Весь мир - театр", затем "Смерть Ахиллеса" и только в финале - "Азазель". А потом попросить поделиться впечатлениями. Не удивлюсь, если услышу, что "Алмазная Колесница" написана свежо и вдохновенно, в "Смерти Ахиллеса" чувствуется некоторое утомление, а уж "Азазель" и вовсе работа ремесленника, написанная по инерции единственно ради злата. Или показать той же девственной (в смысле - не читавшей и не смотревшей того, что читают и смотрят все) группе "Терминатора": четвертую серию назвать первой, третью - второй и так далее. Не спешите утверждать, что истинно первая есть шедевр, а четвертая - халтура, постарайтесь очистить сознание от стереотипов и воспринять фильмы заново. Впрочем, вряд ли это удастся, потому и говорю о трудностях в проведении опыта.

Но все-таки, все-таки...

Может быть, причина не в том, что автор исписался? Просто исчезает эффект новизны, и то, что в первом романе для читателя было откровением, в девятом у него же вызывает зевоту? Понятно, искушенный автор постоянно добавляет что-нибудь новенькое, меняет полюса, регистры, тембр, чтобы читатель не исчитался совершенно: плохого терминатора превращает в хорошего, комиссара полиции - в маньяка, гитлеровскую Германию - в жертву агрессии. Но если чтение в обратном порядке покажет, что дело не в самих идеях, а в читательском восприятии таковых, то не будет ли это означать: творить можно не меняясь, нужно лишь менять читателя?

Опять же понятно, что смена читателя (зрителя, слушателя) есть дело затратное и болезненное. Постоянно терять завоеванную аудиторию и биться за аудиторию чужую сложно, выматывает много больше, чем простая смена знаков (отрицательного терминатора на положительного).

Но биться и не нужно. И зритель, и читатель меняются независимо от наших усилий. И от собственных читательских тоже. "Война и Мир" в пятнадцать читательских лет, в тридцать и в пятьдесят - разные романы, при том, что автор не может за своею смертью изменять в конечном тексте ни единой буквы. То же - и с текстами современными.

Да что литература, есть примеры более волнующие. Сначала лозунги "Сменим правительство и заживем счастливо" выводят на площади сотни тысяч граждан, а потом - едва ли сотни обыкновенные, трехзначные. Выдохлись лозунги? Или выдохлись граждане? В первом случае политикам нужно срочно менять плакаты, во втором - терпеливо ждать, покуда конденсаторы народной активности придут в действие. А правительству, соответственно, нужно либо изничтожать новые лозунги, либо отводить заряд в землю, снижая напряжение в сети. 
На всякий случай делают и то и другое. Шесть соток - решение мудрое. Заземление как в прямом, так и в переносном смысле. И потому все-таки стоит подумать о том, чтобы перенести десятидневку безделья с января на май. Я знаю, что это представляется опасным: все-таки на митинг в мае люди идут охотнее чем в январе. В январе и холодно, и сытно. Но почему именно на митинг, зачем думать о народе плохо? На огород! Ударно потрудиться, а потом еще и еще и еще! Это приведет к повышению урожайности, следом повысится и сытость, а сытое брюхо к политике глухо.