Компьютерра, 2007 № 19 (687) - [22]

Много позже, на рассвете европейской науки, ум ученого тоже мог вместить практически все ее ветви и отрасли. Так было долго – от Аристотеля до «Аристотеля XIX столетия» – Александра-Фридриха-Вильгельма фон Гумбольдта (Humboldt, 1769—1859). Древние языки, археология, ботаника, горное дело, животное электричество, то есть прохождение сигналов по нервам, вулканология – в этих науках он не просто блистал, он порой создавал их, опережая современников на десятилетия. Его путешествия привели ко Второму, или же подлинному, НАУЧНОМУ, открытию Америки.

В 1829 году по просьбе российского правительства, выделившего на это 3200 червонцев, Гумбольдт путешествует по Уралу, Сибири, Каспию. А венчает его труды и жизнь пятитомный (последний том не завершен) «Космос», вышедший в 1845—1857 гг. и переведенный на многие европейские языки. Уникальный свод научных знаний середины XIX столетия, составленный крупнейшим ученым, сведущим почти во всех из них. Впрочем, чему удивляться – это было время универсалов…

Большая наука. Управление кадрами. Девятнадцатый век

Большой науки еще не было, но крупные научные учреждения уже были. В том числе и в России. Скажем, Главная физическая обсерватория Академии наук. С 1868 года этим учреждением заведовал уроженец Швейцарии, член Императорской Академии наук Генрих Иванович Вильд [Именно он, будучи членом Международной электрической комиссии, дал определение единицы сопротивления – ом].

Им в 1876 году была построена образцовая магнитная и метеорологическая обсерватория в Павловске, расширена находившаяся в ведении Главной физической обсерватории метеорологическая сеть. Благодаря Вильду число метеорологических станций в России увеличилось с 30 в 1868 году до 1035 (!) в 1890 году.

Предпринимал Генрих Иванович меры и к организации труда своих многочисленных ученых. Он ввел Tagenbuch’и [Отметим, что, находясь на российской госслужбе в чине тайного советника, Вильд все делопроизводство учреждений вел на немецком…], дневники, в которых каждый сотрудник обсерватории должен был указывать свои занятия. И вот что рассказывает о результатах попыток Вильда упорядочить труд ученых академик, генерал-лейтенант флота Алексей Николаевич Крылов, принявший Обсерваторию в 1916 году.

«Вернусь к Г. Вильду. Весьма характерен также «Tagenbuch». Каждый служащий должен был заносить в соответствующую графу то, что он делал. Но догадлив наш брат моряк. Служил в обсерватории при Вильде лейтенант И. Б. Шпиндлер, который затем был штатным преподавателем и в Морской академии и в Морском корпусе. По совместной с ним службе я его знал. Так он в вильдовский дневник вписывал по-немецки: «Habe Humboldts “Kosmos” studiert und darueber nachgedacht», то есть «изучал «Космос» Гумбольдта и размышлял над этим» или «Изучал теорию земного магнетизма Гаусса и размышлял по этому поводу»… и везде стояла одобрительная птичка Вильда.

Так как размышление никаких видимых знаков не оставляет, то, конечно, при всей своей учености Вильд не мог установить, о чем Шпиндлер размышлял, а знавшие Шпиндлера могли с уверенностью сказать, что размышлял он не о Гумбольдте и Гауссе, а о том, как назначил малый шлем в бубнах и остался без пяти» [А. Н. Крылов, «Мои воспоминания», Л., 1979. (Крылов рассказывает и о вычислительных работах Вильда, о гармоническом анализе наблюдений, попытках разложения по шаровым функциям. Абсолютно характерные для современной вычислительной техники задачи.)].

Век специалистов

ФАКТ

Национальная лаборатория в Лос-Аламосе, Нью-Мексико, США, основана в 1943 году для режимных работ.

Штат – 12500 человек.

Занимаемая территория – 5720 га.

Бюджет – $2,2 млрд.

К веку двадцатому сумма знаний, накопленных человечеством, превысила возможности даже самого выдающегося ума. Отдельные отрасли, скажем физика, казались еще вполне обозримыми и даже завершенными, но… заблуждение развеялось быстро – даже у Эйнштейна были весьма непростые отношения с квантовой механикой. А «Техническая энциклопедия», выходившая в СССР в 1927—1936 годах, – это уникальный памятник эпохи, когда всякий раздел технологии был доступен практически любому инженеру. Уже через десяток лет дифференциация знаний, сопровождающая их накопление, сделала это невозможным. Некоторая осведомленность об успехах смежных наук, достигаемая в результате даже самого усердного чтения литературы, не более чем иллюзия. Парадигмы наук, их методы (ведь еще Лейбниц говорил, что «есть вещи поважнее самых прекрасных открытий – это знание метода, которым они были сделаны»), остаются вне рассмотрения. На это просто не хватает сил…

И вот – Первая мировая [Кстати говоря, бесплатная Вики, в отличие от Британники, возводит историю Большой науки именно к Первой мировой (Big Science – Wikipedia). Это к тому, что у проприетарных источников знаний в наше время появилась серьезная и бесплатная альтернатива]. «Настоящий Двадцатый Век» – как назвала Анна Ахматова этот небывалый шторм, до основ потрясший мироустройство европейской иудеохристианской цивилизации. И вот тут-то четко прорисовалось появление на исторической сцене социальных и технологических Больших Систем: Большой политики [Политики и дипломаты (Европа тогда была преимущественно монархической) вели привычную Большую Игру. Но только сходились в ней не профессиональные армии королевств и империй, а целые нации. Одетые в хаки, фельдграу, отечественные серые шинели…], Большой промышленности, Большой экономики и Большой науки.