Компромисс - [2]
— А-а. Сейчас, — слух у бабульки сразу же появился и она подала Тому через окошко заветный кусок бумаги. Немного отойдя в сторону, от любопытных глаз прохожих, Том начал яростно стирать ногтем серебристую фольгу, за которой должна была быть написана цифра, которую он выиграл. Ну или проиграл, если цифра оказалась бы с минусом. Вот, наконец, вся фольга была стерта. Минуса не оказалось. Том перевел взгляд на цифру, блиставшую черным на серебристом фоне и его глаза округлились, пытаясь, видимо, изобразить количество и величину нулей, едва влезавших в отведенное для цифры поле.
— $@#%*_!!! — с остервенением выкрикнул Том, пугая довольно важных и представительных прохожих, проходивших мимо, — ха-ха! — он прыгал от радости вокруг киоска, попутно целуя бабульку, выглянувшую посмотреть, уж не случилось ли чего. И все-таки его перло.
В зале, отделанном по последнему писку бизнес-моды («издыхала, наверное» подумал Том) было прохладно. Кондиционеры натужно гудели, как сказочные животные, обеспечивающие комфорт и прохладу своим хозяевам. Ассистенты уже разложили бумаги и расставили на столы графины с водой. Теперь все было готово к началу переговоров. Переговоры проходили долго и тяжело. Оппозиция то и дело брала тайм-аут, выбегала за двери зала и что-то шумно обсуждала. То и дело слышались выкрики: «Безумец!», «Пустить под откос результаты двадцатилетней работы!» и другие. «В том числе и масса нецензурных выражений», — подумал Том. Однажды из-за дверей, за которыми в очередной раз скрылись лидеры оппозиции, раздался выстрел и звук падающего тела хоть немного разнообразил скуку Тома. Оппозиция вернулась уже в меньшем составе, полностью морально подавленная и разбитая, чувствуя себя последним страусом, который засунул голову в песок и вот уже два (а может и больше) дня не может ее вытащить.
— Я закрываю это предприятие, — с важностью Большого Босса сказал Том, откинувшись на спинку креста и затянувшись своей любимой сигаретой с вишневой косточкой.
— Мы понимаем, что вы получите очень большой доход от этого и сможете спокойно развивать свой чертов бизнес, но, может быть, мы сможем найти хоть какой-то компромисс? — с надеждой обратился к Тому (теперь — к Томасу Роджфильду Младшему) ведущий менеджер оппозиции.
— Я не иду на компромиссы, — сказал свою любимую и хорошо отработанную фразу Том, взяв со спинки кресла плащ, и приняв у подбежавшего ассистента дипломат. Уже у выхода он обернулся: — Никогда, — и, улыбнувшись, скрылся за массивной дубовой дверью. Все-таки его перло. «Именно, и очень сильно», — подумал Том, спускаясь по мраморным ступеням и погружая свое тело в мягкие подушки заднего сиденья лимузина.
«А в подворотнях грязь ничуть не изменилась», — подумал Том, проходя по заднему двору какого-то облезлого дома, в надежде срезать угол и побыстрее добраться до улицы, где можно было бы поймать такси. Он проклинал эти чертовы машины, ломающиеся именно тогда, когда они больше всего нужны. Камень прилетел внезапно. Это вообще одно из свойств камней — они всегда появляются именно в тот момент, когда ты их не ждешь. Камню было все равно, куда лететь, лишь бы снова погрузиться в прохладную жижу уличной грязи, где он чувствовал себя достаточно комфортно и уютно. Но Тому, судя по всему, было не все равно, когда камень с характерным звоном ударился об его голову и отскочил, потеряв скорость, в свою долгожданную лужу. К удивлению камня эту лужу с ним разделил и Том, навзничь упав туда и вытеснив своим телом добрую половину столь любимой камнем прохладной грязной жидкости.
— Бабки гони, козел, бабки, — визгливо и примесью безумия закричал Голос, приставляя к горлу упавшего здоровенный нож, как показалось Тому, финского закала. Рука злодея была жутко тонка и в изобилии покрыта следами от уколов. Она тряслась, заставляя лезвие ножа прыгать возле горла Тома, но не от холода, а от жуткого безумия, вызванного, судя по всему, такой же по величине дозой зелья.
— Пошел бы ты, нарк хренов… — еще не очнувшись толком от удара камня, словно сквозь сон, пробормотал Том.
— Давай, и будешь жить, а то… — лезвие угрожающе придвинулось ближе к горлу Тома и он ощутил холод стали, прижавшейся к коже. Сознание Тома будто бы вырубилось, перед ним вновь всплыло умиленное лицо какого-то придурка, стоящего в зеркале и кивающего ему. Кого-то этот человек напоминал Тому, но кого именно Том никак не мог вспомнить. Лицо смещалось, наезжало на другое, совершенно такое же, появившееся откуда-то изнутри зеркала, а потом еще и еще. Через секунду перед взором Тома крутился добрый десяток лиц улыбающихся и невидимым взглядом смотрящих куда-то в глубь себя. Хоровод лиц закружился, приобретая кроваво-красный оттенок и заслоняя собой все мысли, пытающиеся пробиться в сознание. В гудящую от удара камня голову пришла лишь одна мысль, бессознательно вырвавшаяся наружу:
— Никаких компромиссов. Никогда, — прошептал Том. И умер.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.