Компромисс между жизнью и смертью. Сергей Довлатов в Таллине и другие встречи - [20]

Есть фронтовики, которые считают войну лучшим и самым значительным периодом своей жизни, им недостает в мирном существовании выстрелов, взрывов, смертельной опасности; так и несчастные влюбленные – истерзанные, измученные и брошенные – скучают в объятиях верных и добрых супругов. Им хочется бури, страданий, самоубийственной роскоши несчастий. Виктор Шкловский как-то сказал, что он так настрадался, ища любви Эльзы Триоле, что теперь способен испытывать только любовь счастливую. Но Довлатову (разумеется, его герою) невозможно было отказаться от горестей, ибо из горестей вырастала проза, ради которой он жил на свете.

Герой «Филиала» перечисляет все несчастья, которые свалились на него из-за любви к Тасе. Из-за нее он бросил университет, из-за нее попал в армию. Она изменяла, чуть не вынудила к самоубийству. Она была жестока, эгоцентрична, невнимательна. И вдруг следует неожиданное признание: «Всё так. Откуда же у меня тогда это чувство вины перед ней? Что плохого я сделал этой женщине – лживой, безжалостной и неверной?»

Думаю, ответ очевиден: он сделал из нее, как и из всей своей жизни, литературу. Их финальный диалог может поспорить с лучшими короткими диалогами Хемингуэя, которому Довлатов, по его уверениям, пытался подражать в юности.

«– Ну, ладно, – говорю, – прощай.

– Прощай… Когда же мы теперь увидимся?

– Не знаю, – говорю, – а что? Когда-нибудь… Звони.

– И ты звони.

– Куда?

– Не знаю.

– Тася!

– Что? Ну что?

– Ты можешь, – говорю, – сосредоточиться?

– Допустим.

– Слушай. Я тебя люблю.

– Я знаю.

– По-твоему, это нормально?

– Более или менее… Ну все. Иди. А то как бы мне не расплакаться.

Как будто не она уже рыдала только что минут пятнадцать».

Этот финал оказывается ложным. Доведя лиризм до высшей точки, Довлатов расправляется с ним, низводя до бытовой сатиры. Герой уже стоит в дверях, но Тася, сосредоточившись наконец, просит его снабдить ее деньгами. Он отдает ей какую-то сумму, она говорит, что она надеялась на большее…

Тут они расстаются. Но и это опять обманка. В самом финале романа, уезжая из гостиницы, где произошла загадочная и мучительная встреча, герой вдруг опять видит Тасю.

«Вдруг я увидел Тасю. Ее вел под руку довольно мрачный турок. Голова его была накрыта абажуром, который при детальном рассмотрении оказался феской. Тася прошла мимо, не оглядываясь. Закурив, я вышел из гостиницы под дождь».

Эти слова были написаны в 1987 году, за три года до смерти писателя. И за три года до той ошеломляющей популярности и славы, которая пришла к нему после смерти. Он о ней грезил, но при жизни она оказалась недостижимой, пришлось умереть, чтобы ее добиться…

В последний год он приобрел крохотный домик за городом, летнюю резиденцию, с радостью и удовольствием приводил жилище в порядок вместе с женой Еленой. Общался с дочкой Катей, воспитывал сына Колю, сказал в одном из интервью, что если бы начал жизнь сначала, то, возможно, и не стал бы ее посвящать литературе.

Трудно себе представить, что он стал бы походить на Фиму из своей повести «Иностранка», что согласился бы на такое незатейливое простенькое счастье. Но, во всяком случае, он как-то примирился и с Фимой, и с Лорой, даже, можно сказать, попросил у них прощения за свой сарказм.

Он жил трагично и талантливо, безрассудно и рискованно. Он жил так, как того требовал его талант. И неравенство в любви, когда ты любишь безумно, а предмет твоего обожания лишь принимает снисходительно в подарок твое чувство, казалось ему обязательным для литературы. Любовная история, рассказанная им, касается каждого из нас. Каждый человек хоть однажды готов был сложить свою жизнь к ногам равнодушного кумира. Важно лишь, какой урок мы извлекаем из неразделенного чувства. Каждый писатель мстит за свои неудачи текстами, но только сатиричный, едкий, разоблачительный Сергей Довлатов, превращавший в карикатуры своих врагов и гонителей, ни одного жестокого слова не написал о женщине, которая научила его страданию. Его герой ответил ей нежностью и любовью. Так, в идеале, хотели бы поступить мы все, когда сладкие слезы раскаяния заливают наше лицо. Да только у нас не получается. Мы как минимум не хотим больше ни видеть, ни слышать своих обидчиков. А в глубине души – как максимум – желаем им полного краха. Поэтому мы так жадно читаем и перечитываем любовную историю героя Довлатова, меняясь с персонажем местами и благородно обманывая себя…

1991–2017

«Я рад, что моя жизнь сложилась достаточно горько». О Самуиле Лурье

«При таких условиях смерть не страшней развода – или какого-нибудь железного занавеса: эмиграция в новую действительность, и больше ничего, если никого не любить», – писал он в «Успехах ясновидения», размышляя о Сведенборге. Но так как Самуил Лурье всегда описывал себя только через других людей, то всё сказанное о них – в полемике ли, в согласии ли – имеет отношение к нему самому. И у него самого развод с жизнью оказался не скучным дележом имущества с нелюбимой женщиной, а трагической, нестерпимой разлукой, потому что он любил. И его любили. Порой – до степени ненависти. Однажды, в советское время, в стадии еще некоторой простодушной наивности он принес в искусствоведческое издательство сборник эссе. Пришел к ответственному лицу, назвался. Лицо встало и продекламировало: «…По обеим сторонам дороги догорал семнадцатый век… Антуан Ватто надеялся, что в Париже сумеет продать свою жизнь дороже, чем на полях Фландрии. Он думал – жизнь вся впереди, а половина была уже прожита. Он шагал налегке, всё имущество его составляли рисовальные принадлежности, меланхолия, чахотка, талант».