Комплекс Мадонны - [4]

— Играя в покер, нельзя менять ставки, когда заблагорассудится, если с этим не согласны твои партнеры.

Обсосав эту мудрую мысль, Лопес кивнул. Его восхитило то, как Тедди надавал ему по ушам, и он решил воспользоваться той же тактикой в боевых действиях, которые сам собирался вести на Сто двадцать пятой улице, где постоянно рыскал шакалом в поисках схватки. Лопес решил, что две сотни он оставит себе, предоставив двум шестеркам делить между собой оставшиеся триста долларов.

— О’кей, босс, договорились.

— Я не стал ничего записывать, так что тебе придется все запомнить.

— У меня хорошая память.

— Адрес: двести девяносто два, Центральная парковая, Запад. Фамилия этого человека: Фрер, доктор Пол Фрер. Архив хранится в сером стальном шкафу, ребята должны искать на букву «X». Барбара Хикман. — Лицо Тедди затуманилось сомнением. — Читать-то они умеют, а?

— Ясное дело, выпускники Айви[1].

— Они умеют читать? — настаивал Тедди.

— Конечно, — проворчал Лопес.

— Хорошо. Итак, я хочу, чтобы они забрали с полдюжины дел и магнитофонных пленок — минимум полдюжины, но главное — Хикман.

— Я все понял. Где мы встречаемся?

— Мы не встречаемся.

— А как насчет получения денег?

— Ты зайдешь в здание администрации порта, и слева будут ячейки камеры хранения, а рядом с ними — телефонные автоматы. Ты уберешь то, что принес, в ячейку и положишь ключ в телефонный справочник Манхэттена, на страницу сорок восемь. Деньги будут там.

Лопес повторил указания, и, к облегчению Тедди, сделал это правильно. Тедди даже начал уважать его; так один хищник оценивает владения и силу другого зверя перед тем, как вторгнуться на его территорию или напасть на жертву, которую тот себе наметил.

— Вы уверены, что сегодня вечером там никого не будет?

— Уверен.

Лопес сообщил Тедди свой план — незамысловатый и без насильственных действий. Когда он закончил, Тедди потрепал его по плечу, устанавливая панибратскую близость, которая глубоко затронула темные, потаенные глубины Лопеса, где когда-то обитали чувства.

— Если все будет в порядке, еще двести пятьдесят будут на той же странице Бруклинского справочника, — сказал Тедди.

Лопес ответил озадаченным взглядом, сопровождаемым сморщиванием лба и искривлением рта.

— Не понимаю вас, босс.

— Если у тебя когда-нибудь будет много денег, ты поймешь.

* * *

Такси с огоньком «свободно» остановилось перед Барбарой напротив «Гэтсби».

— Перед такими ногами я не устоял, — сказал водитель. — Куда?

— Угол Восемьдесят седьмой и Ист-Энда.

Опустив флажок «занято», водитель дождался зеленого света и сразу же рванул вперед.

— Вы работаете в ООН?

— Да.

— Можно задать вам дурацкий вопрос?

— Это делают многие, одним больше, какая разница?

— Чем там занимаются — я имею в виду, на самом деле?

— Спорят, — резко ответила она, надеясь оборвать дальнейший разговор, но водитель продолжал болтать, несмотря на то, что Барбара больше не раскрыла рот, кроме как для того, чтобы сказать «на здоровье», когда тот поблагодарил ее за чаевые.

Квартира Барбары располагалась на первом этаже роскошного особняка из песчаника конца прошлого века, который претерпел целый букет усовершенствований: новые канализация, электропроводка, душ с шестью рассеивателями, нагреватель и кондиционер с термостатом и трое соседей-невидимок, которые попадались на глаза Барбаре лишь на рождественские каникулы. Несмотря на все эти удобства, особняк сохранил большинство присущих сердцу старого Нью-Йорка черт, и когда молодая женщина проводила какое-то время вдали от него, при возвращении она всегда испытывала чувство: «Вот здесь я живу… Это мой дом», чем никогда не являлась однокомнатная клетушка в «Брабурне», в которой она жила раньше.

Иметь вещи, место для жилья, деньги в банке — все это для Барбары значило мало, хотя деньги и предоставляли свободу и независимость. После окончания колледжа Рэдклифф она полтора года путешествовала. А почему бы не попутешествовать, хотя Барбара и не чувствовала себя обязанной бросать Европе вызов штампованным истеричным энтузиазмом, который выказывало большинство ее однокурсниц, готовясь к первому выезду в мир; она проехала — без какого-нибудь предварительно составленного маршрута — через Францию, Германию и Испанию в своем «фольксвагене». За время пребывания в Европе Барбара встретилась со множеством людей, но не завела никаких близких и тесных отношений и спала одна, так как никто не домогался ее. В Мюнхене ей удалось подхватить певучий южный акцент, наполненный итальянской красотой, и в Кельне все wirte[2] пансионов готовы были поклясться, что она родилась и жила в Мюнхене. Барбара обладала природным даром мимикрии, что встречается у некоторых видов бабочек, и пользовалась этим, как это делает с травой, листьями и маскхалатом снайпер, засевший на дереве и подкарауливающий ничего не подозревающую жертву.

Ее жертвой был Тедди; хотя Барбара и признавала этот факт, ей было трудно думать о нем в пассивном ключе, но, подобно большинству мужчин — с деньгами или без, — он обладал трещиной в натуре, которую, как полагал с детской наивностью, молодая женщина могла залечить каким-то волшебным бальзамом, имевшимся у нее. Барбара позволила зайти этому слишком далеко; Тедди не только думал о ней, он уже начал строить планы — иностранные автомобили, три заграничных особняка, яхта, о которой он торговался с Пандалусом, судовладельцем-греком, и свадебный круиз по Средиземному морю. Он был таким настойчивым, что Барбара уже устала отказывать ему, несмотря на трогательность его чувств и на то, что сама любила его больше, чем готова была это признать.