Комплекс Ди - [73]

– Вы могли бы прожить всю жизнь с простой крестьянкой?

– О чем вы? Не понимаю, что вы хотите сказать.

– Согласны ли вы, если я вылечу ногу вашей балерины за десять дней, жениться на моей дочери?

5. Морской огурец

Проживая в пекинской четырехзвездочной гостинице «Новая столица», где проходил съезд китайских юристов и чиновников, судья Ди вел здоровый, почти аскетический образ жизни и придерживался диеты на основе морских огурцов, предписанной ему сексологом, – готовился к празднеству плоти, которое по приезде устроит ему психоаналитик Мо.

Лишиться ежедневного удовольствия набивать себе брюхо до отвала для такого закоренелого чревоугодника было страшным испытанием, пыткой на медленном огне. Он еще в детстве отличался прожорливостью. Бывало, мать перед каждой едой откладывала то яйцо, то кусочек мяса, то куриную ножку, чтобы потом, после семейной трапезы, дать его хилой сестренке, у которой не хватало сил бороться за пищу с братом-людоедом и которая из-за этого плохо росла. Будущий судья Ди уже тогда проявил редкостную ловкость пальцев, а именно большого и указательного правой руки, виртуозно орудуя палочками (позднее тот же железный указательный палец будет спускать курок, никогда не давая промаха). Он мог одним-единственным движением палочек выхватить из кастрюли целый фунт лапши. Хоп! – и больше никому ни лапшинки. Одно слово – гений! Родители его были люди бедные и необразованные, тарелок в доме не водилось. Мать подавала еду прямо в кастрюлях, котелках и сковородках, ставила их на стол, и каждый хватал что мог. Когда будущий судья заносил палочки над жирным закопченным чугунком, братья и сестры принимались изо всех сил отпихивать его, но перевес был не на их стороне. Повзрослев и поступив в отборный расстрельный взвод, он сохранил это свое превосходство и объедал товарищей по казарме – грубый солдатский харч тоже ели из общей миски.

В ту пору он любил прогуливаться по городу в одиночку и захаживать в «Ослиный котел». Проходил прямиком на кухню, где в огромном чане всегда варилась четверть ослиной туши. Повар уже знал его повадку и, ни слова не говоря, запускал в котел крюк и подцеплял здоровенный кус жирного, горячего, дымящегося мяса. Разрезал его тяжелым длинным ножом, клал в миску, заливал бульоном, приправлял мелко нарубленным луком, перцем и солью. А под конец задавал непременный вопрос, который стал между ними условным знаком:

– Добавим сегодня ослиной крови?

Если судья Ди отвечал положительно, это значило, что он в тот день расстрелял одного или несколько приговоренных. Тогда повар брал миску, выходил из кухни и, сидя на низком табурете, резал на кусочки комки свернувшейся крови, которые плавали на поверхности котла как красные желатиновые кубики. Судья Ди обожал – обожает и сейчас – лакомиться этими нежными, тающими во рту кровяными комочками. Потом он съедал мясо, проглатывал не жуя, будто страшно оголодал, хрящики, высасывал из кости мозг и наконец с шумом выхлебывал суп.

Еще несколько лет спустя, когда он надел судейский китель, а жизнь его озарилась ярким солнцем (не солнцем председателя Мао, как сказано в самой известной песне, которую миллиард китайцев распевал целых полвека: «Краснеет небо на востоке. Восходит солнце. Это он, наш председатель Мао…», – а другим, западным солнцем капитализма на коммунистический лад) и приобрела ореол богатства, власти и нескромного очарования буржуазии, он приобщился к европейской кухне и стал скрупулезно соблюдать новый этикет. Белая салфетка вокруг шеи, бренчанье вилок, ложек и ножей и бесконечная перемена тарелок. Кролик по-охотничьи, савойская капуста «дюшес», почки в мадере, семга со сливками… Эти экзотические блюда для него театр, кино, шоу (он выучил какие-то крохи английского и обожает слово «шоу», которое произносит как «су» с сильным акцентом). Он открыл, что в западной кухне, как и в западной цивилизации, все – сплошное су. Даже войну они объявляют прежде всего ради су. У него же все наоборот. Он, судья Ди, любит, чтобы все было основательно, никакого су; он выносит людям приговоры. Каждый вечер, возвращаясь домой, он чувствует себя помолодевшим, оттого что ему удалось разбить еще несколько жизней, разрушить еще несколько семей. Он печатает шаг и, входя на виллу, так топает по ступенькам, как будто в нее врывается полк солдат. При этом мощном звуке его жена выскакивает из спальни и бросается ему на шею, протяжно, как в китайской опере, голося:

– Ты вернулся, господин судья?

(Примечание автора для китайских читательниц, которые собираются вступить в брак: обращение к мужу по его должности кажется мне некоторым перебором, чем-то нетипичным, особенно в домашней обстановке. Зато сам вопрос поставлен с исключительной находчивостью. В нем содержится ключ к искусству супружеской жизни, благодаря которому на протяжении тысячелетий сохраняется крепость наших семей: никогда не задавать неудобных вопросов. Не спрашивайте мужа, откуда он вернулся и что делал. Никогда! Констатируйте сам факт в вопросительной форме, показывая не только, что вы о нем заботитесь, но и что его возвращение – чудо, в которое вы едва осмеливаетесь поверить. От счастья и восторга вы в силах лишь что-то пролепетать. Это касается и отношений с другими людьми. Если, например, вы заводите разговор с человеком, который сидит за столом и обедает, не спрашивайте его, что он ест, такой вопрос может поставить его в неловкое положение – вдруг он ест какое-нибудь очень дешевое кушанье, – спросите лучше: «Вы едите?» Это будет очень изысканно и безукоризненно.)