— Профессор Боулер? Это ведь вы?
— Да, да, я. — Волчок запнулся.
Она представилась, и он встал с неожиданной легкостью, почти вскочил, не ощущая тяжести собственного тела. Она звала его словно через туман, и он радостно откликнулся на ее голос.
— Мы встречались, помните? В Мельбурне. Я приходила к вам в университет.
— Да, — ответил Волчок и шагнул к девушке. Вблизи ее черты показались совсем знакомыми. И вот он встал прямо перед ней и закивал: — Конечно, конечно.
— Вы мне тогда очень помогли.
— В самом деле? — Волчок был польщен ее словами. — А что вы здесь делаете? Почему вы сюда приехали? Ведь это вы?
Вопрос удивил ее.
— Я здесь живу. Простите, мы здесь живем. Там мой друг играет, — Она улыбнулась. — Он у вас учился. И предупреждал меня, что с вами особенно не поспоришь.
— Так вы пришли проведать меня?
— Да. — Девушка посмотрела на собирающиеся облака и улыбнулась. — Пожалуй, мне пора.
— Да, — кивнул он, — в самом деле пора.
Она снова улыбнулась и пошла вдоль белой ограничительной линии поля, будто танцуя. Потом обернулась, оттянула рукав свитера и помахала. Ее голос растаял в звуках горна. Она смотрела по-детски неопытным и в то же время понимающим взглядом. Она прекрасно сознавала, какое произвела впечатление, невинная и всезнающая одновременно. Ее фигурка становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла из виду. В третий раз за три недели она назвала Волчку свое имя, и в третий раз он тут же забыл его, он всегда забывал имена студентов.
К его ногам подкатился старый мяч. Легко и проворно, как юноша, Волчок нагнулся и точным движением поднял его с земли. Машинально начал подбрасывать и ловить на лету. Вверх-вниз, вверх-вниз. «Волчок, вот ты кто. Да, Волчок Боулер, так и будем тебя звать». Раздался звонкий смех его друзей. Они звали его. Волчок медлил, уже готовый последовать за их молодыми голосами и шагами, легкими как воздух, отправиться в будущее, где его наверняка ждала комната Момоко.
С мячом в руке Волчок вернулся к своему шезлонгу, снова сел и уставился на поле. Он подбрасывал мяч, вверх-вниз, вверх-вниз, вечерний свет таял, небо темнело, а его каменная грудь наполнялась какой-то усыпительной, почти сладостной болью. Спустились сумерки, игра кончилась, игроки молча покидали площадку. Вдруг мяч выпал у него из руки и покатился по траве. Тело тяжело обмякло в шезлонге. А три слога Мо-мо-ко все кружились вокруг него, а затем исчезли в сумерках. Равномерно стучавший с самого утра метроном внезапно умолк.
И только когда последний из игроков запер здание клуба и собрался уходить, кто-то заметил, что странный джентльмен в соломенной шляпе так и сидит у поля. Надо бы разбудить его, предложил кто-то, и двое игроков направились к спящему.
Сперва они негромко сообщили ему, что игра закончилась, но он не отозвался. Тогда один слегка дотронулся до него — безжизненная рука тяжело упала и свесилась из шезлонга. Все сбежались и обступили неподвижную фигуру, недоумевая, куда следует сообщить о случившемся.
