Комната в гостинице «Летучий дракон» - [38]

— Вернемся в комнату, — предложила она. — Наверное, эти ужасные люди уже ушли, и там мы будем в безопасности.

— Приказывай, я повинуюсь, моя леди! — шептал я в упоении.

Бессознательно я исполнял роль героя по образцу французской школы сердечного пламенения. Даже теперь меня в жар бросает, как я вспоминаю напыщенную дребедень, которой угощал графиню де Сент-Алир.

— Хорошо, извольте выпить еще крошечную, совсем крошечную рюмочку ликера, — отвечала она шутливо.

Для этой легкомысленной женщины мрачность похорон и тягостное волнение тревожных минут словно не существовали больше. Она побежала за другой рюмочкой ликера, которую я по произнесении пылкого тоста поднес к губам и осушил залпом.

Я целовал ее руки, губы, смотрел в ее прекрасные глаза и принимался опять целовать, не встречая сопротивления.

— Ты называешь меня Ричард, каким именем мне называть тебя, мое божество?

— Называй меня Евгенией, это мое имя. Отбросим все условности и будем искренни друг перед другом! Разумеется, если ты любишь меня так же, как я люблю тебя.

— Евгения! — воскликнул я в восторге от ее имени.

В конце концов я выразил нетерпение отправиться в путь. Однако какой-то странный обморок случился с моими чувствами: тело онемело, отказывалось повиноваться. Мозговая оболочка точно внезапно сжалась и так и застыла. Ощущение было не столько болезненным, сколько неодолимым и неприятным.

— Милый, что с тобой? — с ужасом воскликнула графиня. — Ты не болен? Умоляю тебя, сядь в это кресло!

Она почти насильно усадила меня; у меня не было сил, чтобы сопротивляться. Ощущения, последовавшие за первыми, были легко узнаваемы. Я сидел, откинувшись на спинку кресла, со стиснутыми челюстями, неспособный ни пошевелиться, ни даже закрыть глаза. В несколько секунд я погрузился точно в такое же состояние, в каком находился в течение ужасных часов, проведенных на пути к Парижу во время ночного путешествия с маркизом д’Армонвилем.

Горе графини выразилось громко и не поддавалось описанию. Она, по-видимому, забыла всякий страх: звала меня по имени, встряхивала, поднимала мою руку и давала ей снова упасть, безостановочно умоляя меня самыми трогательными словами подать признаки жизни и грозя в противном случае наложить на себя руки.

Про прошествии двух или трех минут отчаянные возгласы внезапно прекратились. Моя возлюбленная замолчала и совсем успокоилась. С сосредоточенным видом она взяла свечу и встала передо мной, бледная, но вполне собранная. Она несколько раз провела свечой перед моими глазами, очевидно, чтобы наблюдать действие на них огня. Затем она поставила свечу на стол и дважды резко дернула шнурок звонка. Шкатулки с драгоценностями и деньгами она рядышком поставила возле свечи, тщательно заперев на ключ дверь в комнату, где я только что пил кофе.

Глава двадцать четвертая НАДЕЖДА

Едва она опустила на стол мою кованую шкатулку, которая, по-видимому, оказалась для нее тяжела, как дверь комнаты, где находился гроб, растворилась, и из нее вышел граф де Сент-Алир собственной персоной.

С минуту он стоял в дверях, точно портрет на фоне ночи. Его отвратительная фигура была облачена в глубокий траур; правая рука сжимала пару перчаток и шляпу, перевязанную крепом. На лице отчетливо были заметны признаки волнения и страха; губы подрагивали, когда он заговорил:

— Ну что, милое дитя? Кажется, все идет отлично?

— Да, — ответила она тихим, но твердым голосом. — Тем не менее вам и Планару не следовало оставлять эту дверь открытой. — И прибавила еще тверже: — Он заходил туда и осмотрел все; счастье еще, что не снял крышки с гроба.

— Планар должен был обо всем позаботиться, — резко возразил граф. — Не могу же я, черт возьми, разорваться на части, поспевая повсюду.

Он сделал пять-шесть торопливых шагов по направлению ко мне и посмотрел на меня в лорнет.

— Месье Бекет! — громко позвал он. — Эй! Вы не узнаете меня?

Он наклонился и пристальнее вгляделся мне в лицо; поднял мою руку и потряс ее, снова окликая меня по имени. Наконец он выпрямился и произнес:

— Отлично подействовало, моя крошка. Когда это началось?

Графиня подошла, остановилась рядом и несколько секунд пристально всматривалась в меня. Нельзя представить себе, что я чувствовал, пока две пары зловещих глаз изучали мельчайшие детали моего лица.

Графиня взглянула в ту сторону, где, как я помнил, на каминной полке стояли часы, резкое тиканье которых и теперь отчетливо доносилось до моего слуха.

— Шесть с половиной минут назад, — медленно произнесла она жестким голосом.

— Браво, мой ангел! Моя Жанна д’Арк! Венера!

Он с отвратительным любопытством поглощал меня глазами, ища между тем за спиной темными, худыми пальцами руку молодой женщины; но та вовсе не желала подобной ласки и отступила немного назад.

— Теперь, душа моя, сочтем денежки. Где они? В бумажнике, что ли? Или… или… что там есть?

— Деньги здесь, — ответила она, небрежно показывая на мою шкатулку, которая стояла на столе в кожаном чехле.

— О! Надо поглядеть… надо сосчитать… посмотрим, что тут, — говорил он, расстегивая ремни дрожащими пальцами. — Надо пересчитать и осмотреть их, — повторил он. — У меня есть карандаш и записная книжка, но… но… где же ключ? Погляди только, какой проклятый замок! Черт возьми! Что ж это такое? Где ключ?