Комната спящих - [37]

В комнате Мэри мы обнаружили в платяном шкафу ее пальто. Хартли раздвинул занавески и окинул взглядом укрытые туманом окрестности. Завхоз ничего не сказал, но в этом не было необходимости. Мы оба пришли к одному и тому же тревожному выводу. Поиски пришлось завершить. Хартли вернулся к себе в коттедж, а я обогнул главное здание и спустился к морю. На гальку набегали темно-коричневые волны, лицо немилосердно обжигало ветром. Я сложил ладони рупором и позвал:

– Мэри! Мэри!

Но мои крики заглушил шум моря.

Полчаса спустя я стоял рядом с сестрой Дженкинс, та говорила по телефону с матерью Мэри. Хотя я мог слышать только половину разговора, этого было вполне достаточно.

– Нет? И не звонила? А могла она отправиться куда-то еще? Уверены? Может, Мэри у жениха? Миссис Уильямс, где он живет?

И тут мы узнали, что никакого жениха у Мэри нет. Она придумала его специально, чтобы избежать неудобных вопросов.

– Соврала! – Сестра Дженкинс многозначительно вскинула брови и протянула мне трубку.

Я неохотно набрал номер больницы Святого Томаса и попросил соединить меня с отделением психологической медицины.

Мейтленда больше всего интересовало состояние пациенток комнаты сна.

– Все в порядке? Надеюсь, ничего не случилось, пока девушка отсутствовала?

Мейтленда совсем не беспокоила судьба Мэри. Когда я подчеркнул, что девушка, по всей видимости, ушла среди ночи и одна пустилась в путь по вересковой пустоши, он только проронил:

– Надо же…

В два часа дня прибыла полиция. Старший, инспектор Купер, был крупным мужчиной в длинном черном дождевике и фетровой шляпе. Его сопровождал помощник, которого Купер представил как Дэвиса. Хотя я дал понять, что сестра Дженкинс знает о Мэри Уильямс намного больше, чем я, моего совета они не послушали и пожелали непременно поговорить со мной. Купер объяснил это тем, что я «здесь главный». Вопросы были простые и прямые. Как давно Мэри Уильямс работает в больнице Уилдерхоуп? Кто видел ее последним? Были ли у нее причины для побега?

– Доктор Ричардсон, вы же психиатр, – проговорил инспектор. – Кому, как не вам, угадывать чужие мысли? – И сделал рукой широкий жест, давая понять, что готов выслушать любые мои версии.

– Ей здесь не слишком нравилось, – ответил я. – Мэри Уильямс недавно написала заявление об увольнении по собственному желанию.

– И почему же ей здесь не нравилось? Есть у вас какие-нибудь догадки?

– Тяжело работать с душевнобольными.

Купер понимающе кивнул.

– А у вас не сложилось впечатления, что у нее самой было… не все в порядке в этой области?

– Мэри Уильямс не давала никаких поводов так думать. Нет.

– Но согласитесь, ее поступок…

– Да, очень опрометчивый.

Когда мы прощались, я почувствовал, что Купер недоволен моими краткими ответами. Инспектор явно рассчитывал на большее.

На следующий день Купер вернулся снова, вслед за его черным седаном вереницей тянулись полицейские фургоны. На гравий спрыгнули констебли с собаками, разбились на группы и разошлись по вересковой пустоши. Другие направились к болотам.

Два часа спустя медсестра сообщила, что Купер вернулся. Он ждал в вестибюле, стоя рядом с доспехами, и прижимал к груди шляпу.

– Доктор Ричардсон…

– Да, инспектор?

– Мы ее нашли.

Лицо Купера было мрачным.

– Где?

– В камышах.

– Какой ужас.

– Конечно, нужно еще сделать вскрытие, но, судя по всему, Мэри Уильямс утонула.

– Вы уверены, что она сама…

– Признаков насильственной смерти нет, – заверил Купер. – На кустах нашли клочки ее формы. Похоже, она пробиралась вдоль берега, но заблудилась и побежала к болотам.

– Побежала?

– Мэри Уильямс потеряла туфли. В грязи остались отпечатки ног. Много, в разных местах.

– Понимаю.

Купер помолчал. Некоторое время он разглядывал доспехи и наконец спросил:

– Значит, с вашей медсестрой не все было в порядке, доктор Ричардсон.

– Видимо, нет.

– Так я и знал.

Купер посмотрел на меня с намеком, давая понять, что вчера я мог бы не упрямиться и сказать все начистоту.

На той же неделе позвонил журналист из местной газеты, но я отказался с ним разговаривать. К счастью, когда заметку все же напечатали, никаких нелепых домыслов в ней не было. Из гибели Мэри не стали делать сенсацию. Родители Мэри сообщили, что последние несколько месяцев тревожились за ее здоровье. Мэри стала рассеянной, часто плакала. Мое внимание привлекло предложение в конце статьи. Узнав, что вся семья Мэри состоит в христианской оккультной секте под названием «Монмутское братство», я призадумался.

Похороны были скромные, присутствовали только родные и друзья. Я написал письмо с соболезнованиями и отправил венок. Мейтленд беспокоился, что теперь начнутся проблемы.

– Скажут, мы должны были заметить, что девушка нездорова. Мол, проявили бы бдительность, ничего бы не случилось.

Но никто на нас не жаловался и не требовал расследования.

Несколько недель атмосфера в больнице царила подавленная. Все старались быть внимательнее и добрее друг к другу, а в столовой переговаривались чуть ли не шепотом. Даже Осборн в кои-то веки воздержался от шуток и хвастовства.

– Хорошая была девушка, – произнес он с необычной для него искренностью. – Жаль бедную Мэри…

Когда жизнь постепенно начала возвращаться в прежнюю колею, Джейн как-то взяла меня за руку и сказала: