Комната кукол - [14]

— А как тебя на самом деле зовут? То есть звали?

— А ну-ка прекратите, вы обе! — прошипела кухарка, едва Люси открыла рот. — Не отвлекай мою девчонку от работы! Руки-то небось уже помыла?

Я поспешно выпрямилась и выставила влажные руки перед собой, будто защищаясь. Они были не такими красными, как у Люси, но что-то подобное случилось бы и со мной, постой я так подольше.

— В следующий раз скажешь, — шепнула я девушке. — Я наверняка сюда еще спущусь. — И я, широко улыбаясь, повернулась к кухарке. — Можно полотенце?

Не могла же я сказать ей, что нигде в Холлихоке не чувствовала себя так уютно, как тут. Низкий потолок почернел от копоти, над кастрюлями на плите и над бадьей с водой поднимался пар, тут не пахло пылью или цветами, но было в дыму от сковородок и в шипении масла что-то родное, и даже ворчание кухарки казалось привычным. Кроме кухарки и посудомойки, на кухне сидела еще одна служанка. Она сосредоточенно нарезала сельдерей, всем своим видом показывая кухарке, какая она трудолюбивая, — в отличие от этой лентяйки посудомойки.

— Мне больше нельзя произносить это имя, — шепнула мне Люси на прощание. — Они не хотят слышать его в своем доме.

И с этой загадкой, за которой могла скрываться настоящая тайна, я ушла из кухни и вернулась в салон. Руки у меня были чистыми, и я готова была на все, только бы заполучить маленький черный ключ.

Глава 3

На мгновение я словно опять очутилась в сиротском приюте — в день удочерения. В точности как там, я стояла по струночке, поправив платье и вытянув вперед чистые руки. Правда, волосы у меня не были заплетены в косы. И какие бы хорошие оценки я ни получала в школе, это никого не интересовало. Хотя сейчас женщинам уже разрешалось учиться в университете, не такое будущее ожидало девочек-сирот, и ни на фабрике, ни в кухне в каком-нибудь доме богачей, ни в цирке никто не спросит меня, помню ли я алгебру и когда произошла битва на реке Бойн. А вот чистые ли у меня руки — это интересовало всех, даже в Холлихоке. Я вытянула руки, будто передо мной стояло невидимое пианино, и закрыла глаза, чтобы ни на кого не смотреть и случайно не рассмеяться от абсурдности момента.

— Очень хорошо, — сказал Руфус. — В будущем ты должна будешь следить, чтобы руки у тебя всегда были чистыми, особенно когда ты работаешь. Мы не требуем от тебя многого, работа не займет у тебя больше часа в день, а в остальное время можешь делать, что хочешь. Можешь гулять в саду или сидеть в библиотеке сколько вздумается, но в этот час работы тебе придется приложить все усилия и задействовать все свои знания. Такого предложения ты не получишь нигде, не забывай об этом. Холлихок — лучшее, что с тобой могло случиться в жизни. Мы хотим, чтобы ты полностью это осознавала.

Я кивнула, думая, в чем же здесь подвох. Может, в этот час они собираются меня пытать? Или мне придется доставлять кому-то любовные утехи? Или позировать для миледи, которой хотелось меня нарисовать? Я была готова ко всему. Если это всего лишь один час, то можно и потерпеть. Мне приходилось выполнять всякие неприятные задания в жизни: однажды по распоряжению учителя я вынуждена была три часа стоять в корзине для бумаг, удерживая равновесие, поскольку украдкой рисовала на уроке под партой; ждать за дверью приюта под проливным дождем, пока остальные воспитанницы ужинали; стоять на коленях на горохе… Я могла сидеть тихо и молчать, но если кто-то считает, будто сироты из приюта учатся чему-то, только когда их наказывают, он ошибается. Всему самому главному учишься, когда проходишь проверку на храбрость. Эх, если бы от меня потребовали стоять на руках, уж тогда бы я им показала…

Руфусу не нужно было знать, какие мысли витают у меня в голове. Главное, чтобы руки были чистыми. Главное, чтобы он дал мне ключ. Моргнув, я подняла голову.

— Пойдем, — сказала Вайолет. — И о том, что сейчас увидишь, ты никому не должна рассказывать,

Я кивнула, решив не напоминать ей о том, что принесла только половину клятвы. Мы вернулись в холл и оттуда пошли по коридору на противоположной стороне дома. Комната, у которой мы остановились, на плане здания была бы зеркальным отражением гостиной Вайолет. И вдруг меня охватило какое-то неприятное чувство: в животе засосало, во рту появился странный привкус. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не признаться самой себе: это ощущение можно было назвать «страх». Кто сказал, что в этой комнате сокрыта какая-то тайна? С тем же успехом тут могло прятаться ужасное чудовище, монстр, столетиями запертый в Холлихоке. И это чудовище нужно было кормить девственницами. Я, конечно, ни на что не намекала в отношении Вайолет, Салли, Клары, Люси или кухарки, но…

Руфус вставил ключ в дверной замок.

— Отойдите, — сказал он.

В этот момент мне отчаянно захотелось убежать оттуда.

— Нет, погоди. Давай ты откроешь дверь, Флоранс. Мы хотим посмотреть, справишься ли ты.

Он отошел в сторону и указал на ключ. Я чувствовала себя так, будто оказалась в доме Синей Бороды. Никто из слуг не должен был знать, что скрывается за этой дверью, и, если я кому-то что-то скажу, меня накажут. А когда я все увижу, то пути назад уже не будет, я стану соучастницей мрачных преступлений Молинье и должна буду унести эту тайну с собой в могилу…