«Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов - [33]
Пересказывать содержание каждого издания не позволяет объем нашего исследования, и в этом нет необходимости. Вместо этого попытаемся выявить общие моменты, нацеленные на сознание читателя. Популяризаторская литература вынуждена балансировать между доступностью изложения материала и недопущением его искажения. Исследуемая литература, в основной своей массе, делала акцент на втором принципе, что отражалось в языке и стилистике текстов. Уже в 1960-е гг. скупость языка и изобилие штампов ставились в вину авторам. Действительно, даже рассматривая небольшое количество работ, постоянно наталкиваешься на одни и те же речевые обороты и однообразное содержание. А. Логинов ознакомился с опубликованными в 1959–1960 гг. брошюрами и книжками, на обложке которых или в аннотации стоит слово «коммунизм». Он задается вопросом, «почему полюбили авторы глагол „развернуть“ и включают штамп: развернула широким фронтом, развернутые решения, развернула всестороннюю помощь, развернула борьбу, развернувшаяся с новой силой, развернула разностороннюю деятельность по всемерному развитию, развертывается соревнование, развернулось соревнование за создание, еще шире развернуть, всемерным развертыванием <…> Чуть не на каждой странице без меры и без просвета: осуществлять мероприятия, всемерно содействовать, широко использовать, претворяется, является, важнейшую роль играет, поставленные основные задачи, вопросы улучшения, тем самым, в области, в соответствии и т. д. и т. п.»[239]. Помимо постоянных повторов и штампов, содержание пропагандистской литературы страдало от однообразности материалов. Авторы, следуя за курсом партии, старательно перепечатывали целыми абзацами Программу или выступления Н. С. Хрущева. Если сравнивать несколько книг, написанных одним автором, то процент совпадений может быть весьма высоким. Все это негативно сказывалось на качестве текстов и могло породить впечатление о наличии в СССР небольшого числа достижений, которые бесконечно воспроизводятся на страницах книг. С другой стороны, многократное «молитвенное» повторение одного и того же на разные лады оказывало давление на читателя, не выпуская его сознание за определенные границы, очерченные официальным дискурсом.
Еще одним общим приемом пропаганды, как и в выступлениях на съездах, служили постоянные примеры «из советской действительности». Авторы считали своим долгом сослаться на пример очередной «бригады коммунистического труда» или на наиболее популярного в тот период передовика производства. Наиболее упоминаемыми были В. Гаганова, Н. Мамай, А. Кольчик. Рядом с известным именем часто приводились принадлежащие этому человеку слова о радости, которая его наполняет от труда или решений КПСС. Особенно часто данный прием использовался, если речь заходила о формировании нового человека и изменении его отношения к труду Вот какой ответ А. Утесова, дважды Героя Социалистического Труда, приводится в одной из работ. На вопрос «Бываете ли вы когда-нибудь свободны? Счастливы ли Вы на самом деле?» Утесов отвечает: «Если мне выпадает два-три часа для моего творческого труда, тут я чувствую себя и свободно и счастливо и не замечаю, как летит время. Это и есть настоящая радость — радость творчества»[240]. Зачастую в качестве образца выступали предприятия и даже целые населенные пункты, вспомним упоминавшийся в первой главе совхоз «Заря коммунизма», служивший символом улучшающейся жизни работников сельского хозяйства.
Считалось, что на рубеже 1950–1960-х гг. писать о будущем стало гораздо легче, поскольку будущее практически приблизилось вплотную, но и одновременно труднее, поскольку время утопий и произвольного полета фантазий ушло, уступив место высокой ответственности и научному подходу, который требовался от научного коммунизма[241]. Двойственный характер пропагандистских изданий служил неким предохранителем: помимо опоры на авторитет партии и печатного слова, в них наличествовала авторская точка зрения, что, в свою очередь, снимало ответственность с партии в целом — партия ошибаться не может, ошибаются только ее отдельные члены. Это позволяло подходить к коммунистическим перспективам так, как не могли позволить себе авторы материалов, порожденных официальным дискурсом. Возможность вольного, в определенных границах, толкования конкретного наполнения коммунистических перспектив делает, по сути, данные работы уникальным источником. Некоторые авторы, желая увлечь читателя и отвечая на его ожидания, описывали жизнь в «светлом будущем». По существу они делали недопустимый с точки зрения марксистско-ленинской доктрины шаг, ведь «метод научного социализма, творцами которого они (Ф. Энгельс и К. Маркс. — Ф. А.) были, исключал возможность сколько-нибудь конкретного предсказания далекого будущего»[242]. Стандартным выходом в этой ситуации была оговорка в тексте работы о предположительности любых предсказаний по поводу уклада будущей жизни и о том, что единственный реальный способ увидеть коммунизм — это всмотреться в достижения социализма. Наиболее показательными примерами представляются сочинения Э. В. Струкова и М. Лифанова
