Коммунизм - [32]

Мы спешно высыпали из автомобиля. Гарибальди осмотрелся и как-то интересно прищурился, вглядываясь в это же самое слово — «Солярий». С усмешкой взглянул на меня.

— Ты думаешь возместить здесь потерю оборудования?

— А почему нет?

— Ну, как знаешь, — улыбнулся он.

Как знаешь… Чёрт, да я же вижу, что ты рад до жопы! Сам, небось, предложить хотел, да постеснялся.

Пару секунд спустя всей развесёлой кодлой мы вломились внутрь фитнес-центра. Охранника в строгом костюме и с галстуком я вырубил ударом приклада в голову — он, кстати, здоровый бугай был, — девке на ресепшене, собиравшейся заорать благим матом, сделать это запретила Кислая, пригрозив движением ствола, а пожилая уборщица, водившая по полу шваброй, в силу преклонного возраста и пришедшего с ним жизненного опыта лишь негромко охнула и присела на топчан, явно не пытаясь испортить нам праздник.

Гарибальди оставил девок у входа, а мы втроём рассредоточились по зданию.

Я вбежал по лестнице на второй этаж и стал пробираться по кривому и витиеватому коридору к тому помещению, где согласно указателям, должны были размещаться камеры для загара. Время от времени постреливал в потолок — всё же мы сюда выбрались не только за оборудованием, но и для того, чтобы сеять панику.

Помещение вскоре обнаружилось: деваха в голубом халатике, видимо работница заведения, принялась что-то панически бормотать, про тяжёлые времена, нехватку клиентов и отсутствие денег в кассе. Я рыкнул на неё, она забилась в угол.

В комнате стояли три солярия, и все, как я понял, были включены. Вот вам и отсутствие клиентов — начало дня, а у них уже свободных мест нет.

Все три были абсолютно одинаковыми, так что над выбором особо думать не приходилось. Я подошёл к крайнему и приподнял крышку.

Первым делом в глаза бросились сиськи. А вот то, что посередине, и по идее вроде бы интереснее, в глаза почти не бросилось — лобок был начисто выбрит и лишён таким образом заметности и привлекательности. Обнажённая девушка, блондинка, лёжа на спине вот как есть, даже без стрингов, принимала солнечные ванны. Видимо, она задремала, потому что на моё появление никак не отреагировала. Ввалившиеся вслед за мной в комнату Гарибальди с Пятачком тоже с интересом стали рассматривать неожиданное ню.

— А она ничё! — повернулся я к ним. — Зацените, какие формы! Грудь не меньше третьего размера.

Деваха наконец очухалась, встрепенулась, завизжала и, махом вскочив, перемахнула через борт. Из двух других камер с разницей в три секунды тоже повыскакивали девушки. Одна из них так же оказалась голой, вторая была в трусиках. Уже ради этого зрелища стоило сюда заглянуть.

Все три голосили.

— Ой, не надо, не насилуйте нас! — громче других звучал голос моей блондинки. — Я чеченцев всегда любила, у меня мама в Чечне жила. У меня СПИД к тому же.

Вот тупая! Чеченцы сейчас самые крутые да борзые в России, какой им резон теракты устраивать. Они тебя и так купят.

— Эй, ты! — выглянув в коридор, позвал я работницу центра. Она всё ещё тряслась от страха в углу. — Иди, отключи солярии.

Засуетившись, баба принялась нажимать на кнопки.

Голые девки бочком выбрались в коридор и дали дёру.

— Его поднять можно? — спрашивал я у сотрудницы центра. — Он не закреплён там, снизу?

— Чего? Чего? — бледная, покрывшаяся испариной переспрашивала она раз за разом.

Я махнул на неё рукой. Мы с Пятачком проверили — солярий с места двигался. Ну вот и славно.

— Ну чё, — кивнул я ему, — дрогнули!

— Надо бы местных заставить, — буркнул тот, хватаясь за край. — А то чё мы как батраки последние.

— Да ладно, они и так обосрались все.

Антону тоже пришлось помочь нам. Мы спустили камеру вниз, выбрались на улицу, запихнули её в фургон «Газели».

— Одна граната всего осталась, — вроде как посетовала Кислая.

— Швыряй, не жалей! — ответил я.

Она вопросительно взглянула на Антона, тот безмолвствовал.

Кислая вернулась в фитнес-центр, отправила всех работников на второй этаж и, бросив в холле гранату, выскочила наружу. Раздался взрыв.

— И у меня последняя кипа! — воскликнула Белоснежка, подбрасывая над головой листовки. — Летите, летите, голуби мира!

— Надо было по компьютерам пострелять, тренажёры попортить, — запоздало высказывал я сожаление.

— Хватит, — буркнул Гарибальди. — Заканчиваем. За нами и так уже гонятся.

— Да вроде нет пока, — возразил Пятачок.

— Не сомневайся, гонятся.

То ли действительно он был в этом уверен, то ли поддерживал нас таким образом в тонусе.

Мы тронулись.

Буквально через пять минут в безлюдном переулке я высадил переодевшуюся Белоснежку — она засеменила меж домов к ближайшей станции метро. Ещё несколько минут спустя — Пятачка и Кислую.

С Антоном мы доехали до гаража, там выгрузили солярий и сумку с оружием. Попрощались — неторопливо, устало, с явным удовлетворением от выполненной работы он поплёлся домой.

Поплутав ещё немного, я припарковал «Газель» у продуктового магазина и, оставив ключ в гнезде, пошёл покупать молоко с хлебом. Мать просила.

До дома добирался на троллейбусе.

Глава седьмая: Это ад, дядя!

Первый раз я убил человека восемь лет назад. Вышло это случайно. На какой-то демонстрации, вполне невинной — много их я в своё время посетил — разухабившиеся мусора принялись метелить демонстрантов. Один особо усердствовал: повалил на асфальт девчонку и от души, с желанием прикладывался к ней дубинкой и сапогами. В драке с него сорвали защитный шлем, а ему было всё нипочём, он даже не отвлёкся — рыжий, криворотый, молотил и молотил по ней, словно желая превратить её в груду кровавого мяса.