Коммунистические государства на распутье - [88]

Резкость Московского заявления, по-видимому, не встревожила руководство СКЮ. 10 февраля 1961 года расширенный пленум Исполнительного комитета отверг эти обвинения как совершенно необоснованные. На том же пленуме выступил Велко Влахович, видный член Исполнительного комитета. В своей брошюре, озаглавленной «Шаг назад», он предпринял развернутую контратаку на китайцев и албанцев. Московское совещание, сказал он, «было созвано в связи с совершенно иными проблемами, не имеющими прямого отношения к социалистической Югославии», и предсказал, что «жизнь будет по-прежнему идти своим путем, а не по дороге, вымоленной словесными компромиссами, сформулированными в Заявлении»[230]. Влахович оказался прав. «Единодушие», о котором говорилось в манифесте 1960 года, оказалось весьма недолговременным. Поддержка русскими этого антиревизионистского заявления в дальнейшем, в ходе их словесных баталий с китайцами, стала для них источником неприятностей.

В течение первой половины 1961 года видимость восстановленного коммунистического единства (за исключением Югославских «изгнанников») была сохранена. Но в проекте новой Программы КПСС, опубликованном 30 июля, все русское изображалось в ярких красках, тогда как роль китайцев была охарактеризована всего лишь семью словами: «Особенно большое значение имела победа революции в Китае», что явилось полным отходом от Московского заявления 1960 года, в котором китайские коммунисты осыпались всяческими похвалами (подчеркивалось, что их революция «оказала огромное влияние на все народы, в особенности на народы Азии, Африки и Латинской Америки»), Кроме того, в Программе КПСС наряду с умалением успехов китайцев смягчалась резкость, с которой в Московском заявлении 1960 года говорилось о югославском коммунизме. На сей раз указывалось, что «югославские руководители своей ревизионистской политикой противопоставили Югославию социалистическому лагерю и международному рабочему движению, поставив таким образом под угрозу революционные завоевания югославского народа». Хотя на XXII съезде КПСС Хрущев действительно резко критиковал ревизионистские идеи, пропитывающие теорию и практику руководства Союза коммунистов Югославии, его выпады против албанских коммунистов были неизмеримо более резкими. В своем заключительном слове он не только разоблачил всевозможные идеологические и политические отклонения албанцев, но и обвинил их в «крайней жестокости», большей, чем была жестокость царской полиции![231] На этом съезде — и на съездах, состоявшихся в течение следующих двух лет, — русские выступали с ядовитыми заявлениями по адресу албанских «догматиков» и разделяющих их взгляды других представителей коммунистического мира. В это же время китайцы яростно набрасывались на югославских «ревизионистов» и других коммунистов, которых они обвиняли в поддержке взглядов югославов.

Период, начавшийся сразу вслед за XXII съездом КПСС, походил на короткий период после Московского совещания, когда казалось, что китайско-советская распря пошла на убыль. Кубинский кризис осенью 1962 года, нападение китайцев на Индию и ряд съездов коммунистических партий в Восточной Европе и в Италии с ноября 1962 по январь 1963 года — все это способствовало новому, более взвинченному обмену обвинениями между коммунистами, причем Албания  Югославия служили лишь прикрытием, под которым сводили ли счеты коммунистические гиганты. Начиная с середины 1963 года это прикрытие было отброшено. Теперь все могли видеть прямое, открытое и ожесточенное столкновение двух центров мирового коммунизма. В то же время в отношениях между Югославией и Советским Союзом произошла перемена.

Через несколько месяцев после опубликования Московского заявления 1960 года отношения между Советским Союзом и Югославией начали улучшаться во всех областях. Сначала расширились дипломатические контакты. В середине июля 1961 года Коча Попович, югославский министр иностранных дел, вел переговоры в Москве. В коммюнике об этих переговорах подчеркивалось, что взгляды обоих правительств по «наиболее важным международным вопросам сходны или же тождественны». В сентябре в Белграде состоялась конференция неприсоединившихся стран. «Почти безоговорочна поддержка Тито советских позиций» в значительной мере способствовала общей просоветской атмосфере, царившей на этой конференции[232].

Тенденция усилилась в 1962 году. В апреле советский министр иностранных дел Андрей Громыко поехал с официальным визитом в Югославию. Через несколько недель, 16 мая, Выступая с речью в Варне (Болгария), Хрущев говорил о Югославии только в дружественных тонах. «Как страна, строящая коммунизм, — заявил он,— мы сделаем все возможное для того, чтобы расширить сотрудничество с Югославией и тем самым помочь ее народам укрепиться на позициях социализма». В конце сентября состоялся десятидневный визит в Югославию президента СССР Брежнева, расчистивший путь для поездки Тито в СССР в декабре. Как и в 1956 году, Тито приветствовали как друга. Ему была предоставлена привилегия выступить на сессии Верховного Совета. В речи на этой сессии 12 декабря Хрущев в присутствии Тито выдал последнему безупречное свидетельство «политического здоровья» и в заключение своего марксистско-ленинского анализа охарактеризовал Югославию как подлинно социалистическую страну