Коммунистические государства на распутье - [48]

Что же сказать о будущем? Чехословакию так долго считали послушным сателлитом, «добрым товарищем Швейком» от коммунизма, что события 1963 года явились довольна большой неожиданностью как для заграницы, так и, несомненно, для самих чехов и словаков. Брожение в 1963 году в частности, мужественная позиция, занятая словацкой коммунистической интеллигенцией, поддержанной ее чешскими коллегами, свидетельствует о том, что мы недооценивали потенциальные возможности этих двух народов. Мы были склонны считать чехов и словаков пассивными и даже трусливыми, рассматривая их поведение при Сталине и Хрущеве как характернее для всей их истории и забывая, что в прошлом были прецеденты (например, в 1848, 1914—1918, 1938, 1943 и 1945 годах), когда некоторые чехи и словаки высказывали свое нежелание мириться с неугодным им господством и готовность идти на риск оппозиции, ссылки и даже мятежа. Мы были склонны предполагать, что традиция Масарика и Бенеша, кратковременная с точки зрения национальной независимости, но уходящая своими корнями в глубь эпохи, предшествовавшей 1914 году, была ликвидирована высылками и преследованиями, забывая, что представители старого поколения продолжали сохранять верность этим великим людям, что эта традиция едва ли была полностью вытравлена даже из сознания нового поколения, выросшего при коммунизме. Мы также были склонны забывать сильную и радикальную духовную традицию, восходящую к XIX веку. Хотя она и создала благоприятные условия для торжества коммунизма в 1945—1948 годах, она вместе с тем оставила наследие марксистской и социалистической мысли, которое не могли уничтожить эксцессы сталинистских искажений социалистических и коммунистических идеалов. Мы также считали что национальное сознание чехов и словаков было стерто годами советизации и кажущегося примирения с советским господством и поэтому не могло быть фактором, стимулирующим сопротивление советскому правлению и его эксцессам. Мы не заметили, что подчинение словаков централизованному чешскому коммунистическому господству не умалило чувства словацкого национализма даже среди коммунистов. Мы также были склонны считать, что чешские и словацкие коммунисты смирились с неполноценной десталинизацией Чехословакии, и не понимали, что кампания по реабилитации и проведенные реформы были вызваны соответствующими горячими стремлениями представителей движения, разочарованного террором пятидесятых годов и ложью, характерной для начала шестидесятых годов.

Все эти факторы необходимо учитывать при оценке будущего положения Чехословакии в коммунистическом блоке. Раскол между русскими и китайцами, а также внутренний курс Хрущева на десталинизацию, развязали в коммунистическом мире, в том числе и в Чехословакии, силы, которые трудно будет обуздать. Все эти проблемы, разумеется, еще не получили окончательного разрешения. Перемены в составе руководства Советского Союза или даже изменения в политике Кремля могут привести к более жесткому курсу и в СССР, и за границей, даже к урегулированию китайско-советского конфликта, что, возможно, вызовет сокращение срока передышки, которой сейчас пользуются малые страны Водочной Европы. Однако более вероятным представляется продолжение и углубление этого конфликта — быть может, вплоть до полного разрыва — и непрерывное увеличение «области маневра» восточноевропейских государств. Советское влияние и некоторая доля сталинизма, конечно, останутся, но они будут постоянно наталкиваться на стремление к национальной автономии и к реформе коммунизма. Попытки полностью восстановить сталинизм и советское господство, если они будут предприниматься, могут привести к взрывам вроде того, что произошел в Венгрии в 1956 году в ответ на аналогичные попытки Ракоши.

Политические предсказания — дело трудное. Они оказываются не столь уж точными, особенно когда речь идет о коммунистическом мире. На будущее Чехословакии повлияет развитие мирового коммунизма в целом, равно как и условия внутри этой страны. Вряд ли Прага, по крайней мере при нынешнем руководстве, возьмет курс на полную независимость от Советского Союза. Преданность Москве будет, несомненно, сохранена, но уже не в такой раболепной ферме, как в прошлом. Мы, конечно, должны предположить, что Чехословакия, как и Албания, может в известной степени действовать независимо. Но решающий вопрос заключается в другом: пожелает ли она действовать таким образом. До сего времени Чехословакия считала, что главная линия советуй политики после Сталина не противоречит серьезным образом ее основным национальным интересам. Мирное сосуществование, ослабление напряжения в Берлине и подход к германскому вопросу, мирное соревнование, экономическая интеграция в рамках коммунистического блока, техническая помощь слаборазвитым районам мира, скромный культурный и экономический обмен с Западом — все это можно принять и даже приветствовать. Острая проблема десталинизации пока что преодолена без потрясения устоев режима и личного положения Новотного. Но возврат к советской линии, который мог бы проявиться в более жесткой политике или как-то иначе, поставил бы Чехословакию перед проблемами, с которыми столкнулись албанцы и румыны, и вынудил бы ее занять более независимую позицию. Формы «национального коммунизма», столь же разнообразные в будущем, как и я прошлом, вряд ли будут в Чехословакии такими же, как и я других странах.