Коммод. Шаг в бездну - [65]

— Но эти проходимцы мои доверенные вольноотпущенники! — возмутилась бывшая императрица.

— Неужели! — неуклюже удивился Витразин, а Ауфидий Викторин по старой привычке отвел глаза в сторону. — Выходит, мы с вами соперники. А не стать ли нам друзьями? Более того, компаньонами!

— Меня больше устраивает соперничество. Императрице не пристало делиться… — она не договорила и искоса глянула на Публия.

Тот, ни мало не смутившись, договорил.

— С сынком гладиатора? Как раз такие союзы наиболее прибыльны, госпожа. В такой компании каждый партнер знает свое место, и если не ущемлять компаньона по причине пустой гордыни или теша себя воспоминаниями прежних лет, вполне можно сварганить отличное дельце.

— А ты нахал, Публий! — улыбнулась Анния.

— Да, я не скромен, но, госпожа, это веяние времени. К тому же от моего нахальства больше пользы, чем вреда. Ведь в том случае, если мы договоримся, выиграет Рим, великий цезарь, народ, который спокойно, согласно купленным билетам, будет занимать места, и, конечно, мы с вами. Наше согласие — залог будущей дружбы.

— Как дорого ты оцениваешь этот залог?

— Ну, госпожа, если исходить из того, что я вправе получить сто процентов доходов с этого предприятия, полагаю, будет справедливо, если семьдесят пять процентов мне, двадцать вам, остальное — на помощь сироткам, которых обогрела теплом ваша знаменитая матушка. Они были названы в ее честь фаустинками. Распределять эту помощь можно поручить нашему уважаемому Ауфидию.

Анния Луцилла резко сложила веер и ударила им по ладони.

— Вы оказывается еще больший нахал, чем я ожидала. Такое предложение оскорбляет честь императорской семьи.

— Какое же распределение доходов не ущемит чести императорской семьи? — поинтересовался Публий.

— Я полагаю, что за усердие и предприимчивость тебе можно выделить четверть. Это очень хорошие деньги.

— В таком случае я попрошу нашего уважаемого Ауфидия считать мошенников честными людьми, а проходимцев — преступниками, пытающимися нажиться на триумфе самого великого из цезарей, добившегося победы исключительно силой убеждения и своего присутствия на границе.

Он задумался, потом, обращаясь к самому себе, добавил.

— Это хорошая мысль. Нужно будет поделиться ею с Тертуллом…

— С каким Тертуллом? — воскликнула Анния Луцилла и подалась вперед. — С этим негодником, посмевшим публично оскорбить царственную особу?!

— Ага, — кивнул Публий. — С нашим юмористом, а ныне приближенным ко двору писакой.

— Когда же он успел?.. — изумилась Анния. — Ну, прощелыга, ну стихоплет, ну, любитель запускать руки куда не просят. Ауфидий, что я слышу? Когда наш дерзкий мимограф успел произвести впечатление на моего брата?

— Это случилось восемь лет назад, когда стихоплета сослали в Африку.

— Я просто поражаюсь Коммоду! — воскликнула Анния. — Он ухитряется подбирать на улице всякую падаль. Надо же, Тертулл!.. Что и говорить, достойный летописец нового царствования. Я ведь просила, что ты постарался убрать его из города. Я не вынесу, если он вновь начнет тискать свои грязные комедии и пошучивать со сцены.

— Госпожа, — покорно наклонил голову Ауфидий Викторин, исключительно представительный старик, на лице которого победно алел полученный им в сражении с парфянами шрам. — В этом я не властен.

Он развел руками.

Анния вопросительно глянула на Витразина. Тот повторил жест префекта и добавил.

— Я тоже. Детские впечатления самые крепкие. К тому же приказ ясен и недвусмыслен — Тертулла во дворцовые писаки. Могу утешить вас, прекрасная Анния, он там долго не засидится. Помнится, он имел наглость проехаться и по моему отцу. Я не стыжусь повторять эти строки: «Витразин, сколько денежек выманил ты у богатых вдовиц? Столько же, сколько бесчестно срезал голов». Я стыжусь, что человек, написавший такое дерьмо, до сих пор носит голову на плечах. Но не будем спешить и вернемся к нашим баранам. Итак, я повторяю, меня вполне устроит шестьдесят процентов, тридцать пять проходимцам и пять Ауфидию на содержание фаустинок. Я соглашаюсь на такой грабительский процент только потому, что наши литературные вкусы оказались весьма схожи. Надеюсь, в остальном мы тоже найдем общий язык.

Анния Луцилла очаровательно улыбнулась, встала, приблизилась к Публию, провела сложенным веером по волосам молодого человека.

— Не знаю как насчет остального, но что‑то подсказывает мне, что в организации торжественного шествия, которым мой братец решил осчастливить Рим, мы сойдемся из пополам.

— Согласен. Как будем делить Фламиниеву дорогу? В длину или по обочинам?

— Тебе правую сторону, — улыбнулась Анния, — а мне, слабой женщине, левую.

Скоро гости начали прощаться. Когда Публий, пропустивший вперед старика Ауфидия был у выхода из таблиния, Анния Луцилла окликнула его.

— Публий, надеюсь видеть тебя в своем доме

— Благодарю, царственная Анния.

— Можешь навестить меня в любой час.

— У меня много дел, так что вечер, ближе к ночи, меня вполне бы устроил.

— Меня тоже, — многозначительно ответила бывшая императрица.

Глава 2

Новый дворцовый летописец дрожащей от счастья рукой засвидетельствовал всенародное ликование по случаю возвращения молодого цезаря, желанного наследника, сына божественного Марка из северного похода.