Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» - [51]

Nosek Ant., II.-463, Na Bojišti 10.

См. комм, о возможном доноре имени пани Мюллерова, ч. 1, гл. 1, с. 25.

Кроме того, здесь уместно вспомнить еще об одной претензии критиков к Гашеку. Помимо присутствия русизмов, автора «Швейка» обвиняли еще и в том, что он просто не помнит после пяти лет в России, как правильно пишутся слова и имена. Впрочем, среди газетных вырезок двадцатых годов, собранных Ярославом Шераком, есть и такие (JŠ 2010), в которых написание названия заведения на Бенедиктской улице в точности такое же, как и у Гашека: «U Šuhů», а не «U Schuhů».

— Dominus vobiscum, et cum spiritu tuo. Dominus vobiscum / Благословение господне на вас, и со духом твоим. Благословение господне на вас (лат.).

Совсем уже необъяснимое искажение. Латинская фраза, столь неотъемлемая, что стала синонимом католической мессы, никакого упоминания о благословении не содержит, а переводится: «Да пребудет Господь с тобой и духом твоим».

С. 138

Помню золотое время,

Как все улыбались мне.

Проживали мы в то время

У Домажлиц в Мерклине.

В оригинале приведенный куплет (первый, на самом деле не выдуманной Кацем, а как и все прочие народной песенки) выглядит так.

Vzpomínám na zlaté časy,

když mne houpal na klíně,

bydleli jsme toho času u

Domažlic v Merklíně.

Klín – помимо прочих значений, нижняя часть тела, ноги (spodní část lidského trupu); houpat na klíně – вообще говоря, качать на коленях. Сравни с типичным советом молодой маме: Malé bude 6 měsíců а přes den neusne jinak než houpáním na klíně – Шестимесячный ребенок не уснет без того, чтобы покачать его на коленях. Таким образом, песня не об улыбке судьбы, как это показалось переводчику (Я. Гурьяну), а о несчастной любви.

Вспоминаю я то время.

Как садил ты на колени.

Оба жили в пору ту

У Домажлиц в Мерклину.

А второй куплет у этого коротенького плача такой:

Vzpomínám si, jak to bylo

A dostávám brnění

Srdce se mi zastavilo

Jazyk při tom zdřevění

Вспоминаю это время

И я вся немею.

Сердце биться уж не может.

Язык каменеет.

Домажлице (Domažlice) и Мерклин (Merklín) – соответственно, городок и деревенька в западной Чехии, расположенные в 30 километрах друг от друга, недалеко от Пльзеня.

Фельдкурат затих и только молча смотрел вокруг своими маленькими поросячьими глазками с пролетки, совершенно не понимая, что, собственно, с ним происходит.

Ничем не примечательное место, если бы не комментарий ПГБ (с. 433): «Пролетка – в Чехии извозчичьи дрожки были крытыми». Вообще крытая пролетка – уже бричка. В оригинале: drožky. Милан Годик в (HL 1998) цитирует путеводитель по Праге 1905 года, из которого следует, что в Праге до войны к услугам уставших было два вида наемного гужевого транспорта: дрожки (drožky) – одноконный экипаж и фиакр (fíakr) – двуконный. Там же приведен рисунок (художник Людвик Марольд) пражского фиакра тех далеких времен, крытым его назвать трудно. Все что имеется – откидываемый тент, на рисунке сложенный. Классические пролетка/дрожки, кузов фаэтон. То есть перевод стопроцентно верный, что подтверждает отсутствие комментария переводчика к этому же месту в ПГБ 1929.

По всей видимости, еще перерабатывая ПГБ 1929 в ПГБ 1956 (ставший основой для ПГБ 1963), Петр Григорьевич неожиданно увидел другой рисунок, а именно иллюстрацию к этому месту Йозефа Лады (приведена между с. 128 и 129), на которой изображены бричка и фельдкурат в окошке. И смутился. А чтобы не править везде пролетку на бричку, добавил неожиданное пояснение. К сожалению, многочисленные изобразительные материалы тех времен скорее дают повод говорить о фантазии Лады, чем о возможности обобщения.

См. далее комм, здесь же, ч. 1, гл. 10, с. 144. И сходный случай – комм., ч. 1, гл. 14, с. 228.

С. 140

— Пани, дайте мне первый класс, — и сделал попытку спустить брюки,

В пражских общественных туалетах тех времен, как уличных, так и в поездах, больницах, на водах и т. д., было два класса сервиса: один, первый, почище – для людей благородных и с деньгами, и второй попроще, для людей с парой грошиков, но тоже прижатых телесной нуждой.

См. также в песне о Маржене, пьяная нахалка просит у страшного комиссара Драшнера мелочь на нужник. Комм., ч. 1, гл. 10, с. 130.

Фельдкурат меланхолически подпер голову рукой и стал напевать:

Меня уже никто не любит…

Начало популярной народной песни. Вацлав Плетка пишет (УР 1968), что во времена Первой мировой она славно поработала основой для множества переделок, от драматических Nás již nemá žádný rád, prohráli jsme Bělehrad – Нам уже никто не рад, потеряли мы Белград, до пародийных, например: Mne už nemá žádný rád vši mě nepřestávaj žrát – Никто мне уже не рад, только вши меня едят. И т. д.

С. 141

Нимбурк, пересадка!

Nymburk – красивый старинный город на реке Лабе (Эльбе) в 45 километрах на восток от Праги.

так как, вместо того чтобы ехать в Будейовицы, они едут в Подмокли.

Подмокли (Podmokly). С 1942 года часть города Дечин (Děčín). Относительно Праги Будейовици (юг) и Дечин (север) располагаются в совершенно противоположных направлениях.

Не дрыхни, дохлятина!

Так буквально в оригинале. «Nespi, ty chcípáku». Слова chcípák – презрительное название любого немощного. Другое дело, что в русском дохлятина – обычно слабая лошадь, а нездоровый человек, которого желают оскорбить – ханыга, цуцик, доходяга, живой труп.