Комкор М. В. Калмыков - [40]
Стоя у пролива, начдив заметил:
— Без понтонов тут не обойтись. Но когда они будут! Застрял наш понтонный парк за Александровском, безнадежно застрял.
— И шут с ним. Понтоны нам не нужны, — отмахнулся Калмыков. — Не дадут и близко к воде поднести эти штуки. Все пристреляно. Да вот и нас заприметили. Ложитесь! — Метрах в двадцати от командиров разорвался снаряд.
Короткой перебежкой достигли свежевырытой щели.
— Тяжелыми бьют, сволочи, — ругнулся Грязнов.
— А корректируют с тех вон вышек. Как на полигоне устроились. Взгляните, — произнес Калмыков и предложил начдиву свой бинокль.
— Посбивать бы их.
— Чем? Нашими легкими?
— Да, черт возьми. С тяжелым дивизионом та же история, что и с понтонами. Пока мосты не поставят, не будет и его. Безбожно стопорятся все наши дела. А знаете, Калмыков, — доверительно проговорил Грязнов, — не вернее ли нам от каждой из бригад оставить в районе мостов лишь по одному батальону для разведки, а все остальные силы отвести за Сальково. Там пережидать легче, люди не будут голодать и мерзнуть под открытым небом, и от огня напрасных потерь избежим. Как считаете?
— Я лично против. Прошу всю бригаду оставить на месте, — ответил Калмыков. — Этой же ночью моя разведка будет на том берегу.
— По воздуху, что ли?
— Для начала наплавной мостишко перекинем. После и гужевой ладить возьмемся. Сваи-то под водой не сгорели.
— А материалы где? Подавай, ска́жете?
— Не скажу. Сами кое-что нашли. Заготовки для нового моста на нашем берегу остались. Я приказал все материалы рассредоточить, чтобы ненароком не подожгли все сразу.
— Дельно, — заинтересованно заметил Грязнов, но, что-то припомнив, опять нахохлился: — Инженерный батальон запросите, а его нету. Тоже в дороге…
— Попробуем своими силами. Бойцам из саперных команд сметки не занимать. Да и я когда-то учился не только рушить…
— Спасибо, комбриг. Дерзайте.
Простившись с Калмыковым, начдив направился в бригаду Окулича. И там люди у моря погоды не ждали. Строительная инициатива охватила и их.
В 19.00, 4 ноября Иван Грязнов подписал очередную оперативную сводку штадива. О действиях бригад в ней говорилось почти одно и то же:
«89-я бригада. Занимая передовыми частями южную оконечность косы у Чонгарского моста, производит работы по постройке моста через Чонгарский пролив… 90-я бригада. Занимая передовыми частями станцию Сиваш, производит спешный ремонт железнодорожного моста через Сивашский пролив для форсирования его»[44].
Ровно в 24.00 Калмыков известил начдива уже о том, что звенья наплавного моста наконец-то удалось дотянуть до противоположного берега.
Той же ночью первые красные разведчики во главе с комбатом Зыковым вступили на крымскую землю, и вопрос об оставлении бригад на Чонгарском полуострове был окончательно решен. Появилась надежда, что в самые ближайшие дни удастся организовать разведывательный поиск, который, возможно, и перерастет в решительный прорыв всех крымских укреплений врага.
Предварительные сведения о противнике в районе Сивашской и Чонгарской переправ носили самый общий характер. Пленные, захваченные под Сальковым и Джимбулуком, не сообщили ничего конкретного о начертании и укреплениях крымских позиций. Полной загадкой оставался и вопрос о частях, которые заняли их теперь.
Готовя первую вылазку разведчиков на ту сторону, саперы Калмыкова шесть раз спускали на воду двухбревенчатые звенья наплавного моста, и шесть раз артиллерия врангелевцев сводила на нет все их труды. Лишь седьмая попытка увенчалась удачей.
Переправившись, бойцы разведки сумели потеснить передовые посты врангелевцев и достигли окопов первой линии, которая проходила в двух верстах за прибрежной кромкой. Даже такие сведения были дороги, так как значительное удаление переднего края от переправы позволяло рассчитывать на создание плацдарма для развертывания крупных штурмовых групп.
Комбриг не замедлил проверить реальность такой возможности. В ночь с 6 на 7 ноября Михаил Калмыков проводил на крымский берег уже всю команду пешей разведки, а следом за ней батальон пехотинцев того же 266-го стрелкового полка.
Роты комбата Петрова форсировали Чонгар, неся с собой ножницы для резки проволоки и связки гранат. Они шли на разведку боем. Пробив проходы в заграждениях, бойцы-малышевцы приняли на себя удар всех огневых средств первой линии вражеских укреплений. Противник высвечивал их ракетами и прожекторами, строчил из пулеметов, засыпал шрапнелью. Зримым стало начертание переднего края. На командирские карты легли первые засечки пулеметных точек и орудий прямой наводки.
Но вот заухали и дальние батареи. Враг нацелился разрушить переправу, и это удалось ему. Пойди сейчас пехота в контратаку — все: отряд будет отрезан, истреблен. Однако врангелевцы почему-то не решились покинуть обжитые окопы и не ударили в штыки.
Время теперь работало на бойцов отряда Петрова. Саперы бригады спешили выручить их, тянули и тянули под огнем новую нитку бревен. К рассвету разведчики и батальон перешли по ней к своим, заплатив за все добытое ночью жизнью девяти убитых и кровью сорока раненых товарищей. «Языков» добыть не удалось, но вскоре недостатка в них не было. Первых брали еще силком, а там и добровольные перебежчики появились. Не верили больше солдаты, что так уж неприступны укрепления, возведенные по планам французов.
В книге рассказывается о боевой и политической деятельности на Южном Урале в 1917—1918 годах стойкого большевика, героя гражданской войны, выдающегося пролетарского полководца В. К. Блюхера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».