Комкор М. В. Калмыков - [39]

Шрифт
Интервал

Три основные ошибки явились причиной гибели 270-го полка. Вскрыты они были тотчас же, по горячим следам и послужили серьезным уроком для всего командного состава дивизии.

Во-первых, командир белоречан не позаботился о крепости флангов и тыла при встрече с конницей, которая по природе своей стремится к ударам по менее защищенным местам.

Во-вторых, не внял и комбриг Окулич со своими помощниками предупреждению штаба дивизии о том, что в районе Веселое — Елизаветовка группируются крупные силы врангелевской конницы. Командование бригады не приняло оперативных мер к усилению своего авангарда.

В-третьих, автоматический огонь пулеметы не вели. Били по врагу, как и стрелки, одиночными выстрелами. Ранней зимы на юге никто не ждал. В пулеметах оставалась летняя смазка. А утром ударил морозец, небольшой, градусов в десять, но отогреть пулеметы было негде и нечем.

Трагедия, постигшая один из лучших полков дивизии, не расстроила ряды тридцатников. В день похорон павших под Елизаветовкой полки бригады Ильи Смирнова достойно отсалютовали старым товарищам взятием Ново-Алексеевки, а в ночь на 3 ноября они же первыми бросились на штурм Сальковских и Джимбулукских укреплений врага, одолели почти голыми руками проволочные заграждения, ворвались в окопы с перекрытиями и бетонированными блиндажами.

Сбитый с предмостных твердынь, враг ушел за Сиваш под защиту более мощных и, как казалось ему, вообще недоступных укреплений.

«На плечах противника, вслед за эскадронами 1-й Конной армии ворваться в Крым через Чонгарский и Сивашский мосты!» — таким был новый приказ начдива, и теперь он прямо адресовался и бригаде Калмыкова.

Поход от приднепровских плавней до Джимбулука, беспрерывные тяжелые бои последних дней явились для авангардных частей И. К. Смирнова пределом их сил и возможностей. Начальник 30-й дивизии на ходу произвел перегруппировку и выдвинул на линию огня свежие полки.

Бригада Александра Окулича ринулась прямо на юг, к Сивашскому железнодорожному мосту, а бойцы 266-го и 267-го полков бригады Михаила Калмыкова, пройдя через боевые порядки красноуфимцев Смирнова, в ночь на 4 ноября повернули резко влево и взяли курс на Чонгарский пешеходно-гужевой мост.

— Даешь Крым! — под этим кличем пробивались уральцы и сибиряки по солончаковой земле Чонгарского полуострова.

Ледяной ветер, напоенный удушливо-смрадной горечью Сиваша, сек лица, распирал легкие. За пять часов наступления передовые полки обеих бригад, одолев нормы суточных переходов, почти одновременно вышли к урезу Гнилого моря на заданных им направлениях. И все-таки опоздали. Задачу форсирования с ходу решить было невозможно.

Первоуральцы 268-го полка Я. М. Кривощекова остановились перед пролетами взорванного Сивашского железнодорожного моста. Осадил коня и комбриг Калмыков, выскочивший с головным дозором малышевцев 266-го полка к Чонгарской переправе. Деревянный пешеходно-гужевой мост пылал. Стропила рушились в багряно-свинцовые воды пролива, вздымая ввысь трассы огненных искр.

2.

Вновь закупорилась «крымская бутылка» — враг навязывал позиционные методы борьбы.

Михаил Васильевич расположил штаб бригады в развалинах хутора Мартьяновки. Настало время все изучить, взвесить. Перед рекогносцировкой комбриг развернул карту. На бумаге очертания Чонгарского полуострова удивительно напоминали силуэт двугорбого верблюда, на котором долго не усидишь. Карта говорила, что на всем Чонгаре нет ни одной реки, ни одного ручья. Была водокачка, но и та взорвана. Колодцев тоже — раз-два и обчелся, да разве вода в них: муть да соль голимая. А полки где укроешь? Под крышами два десятка домишек, а народа — тысячи. Костры не запалишь: не то что дров — прутика, щепки днем с огнем не отыщешь. Плохи надежды и на собственные, внутренние «кочегарки». Обозы застряли в местах выгрузки. Хлеба по полфунта на брата в день — больше не выдашь. Правда, в Ново-Алексеевке разжились пшеницей, а теперь и конина готовится впрок (бьют беляки по лошадям). Но варить-то на чем?

Калмыков поднялся и позвал помощников ехать с ним к проливу. Деревянный мост, подожженный с обеих сторон, сгорел дотла. Огонь слизнул весь настил, все поперечные брусья. Только сваи еще дымили одинокими свечками.

Пролив шириной около 200 метров был глубок: в полтора, а то и в два человеческих роста. О переправе вброд и думать нечего.

— А что это там белеется? — спросил Калмыков, указывая влево на массу каких-то материалов.

— Заготовки на новый мост, — пояснил старший разведки. — Для танков, видать, построить хотели…

— И вы еще медлите! Штабеля сейчас же рассредоточить и надежно укрыть. Возьмите на учет каждый брус, каждую доску. Отныне за них головой в ответе.

— Да, дровишки теперь будут! — довольно потирая руки, проговорил адъютант Александр Верещагин.

— Дровишки?! На костер такие бревна?! — напустился тут же Калмыков. — По ним перекинемся на ту сторону.

В полдень того же 4 ноября на сивашском берегу вновь появилась могучая фигура комбрига. Он сопровождал начальника дивизии Грязнова. Иван Кенсоринович был не в духе. Заминки у переправ вывели его из равновесия. Зная горячую натуру и крутой нрав юного начдива, Калмыков при докладе не стал сетовать на все трудности и нехватки.


Еще от автора Давид Григорьевич Алексеев
Один год из жизни Блюхера

В книге рассказывается о боевой и политической деятельности на Южном Урале в 1917—1918 годах стойкого большевика, героя гражданской войны, выдающегося пролетарского полководца В. К. Блюхера.


Начдив Иван Грязнов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.