Комиссар госбезопасности. Спасти Сталина! - [6]

– Тогда читайте, товарищ Кобрин, не станем терять времени. Нам сегодня еще о многом нужно поговорить. И пейте чай, не нужно меня стесняться.

– Спасибо, товарищ Сталин. – Отхлебнув из стакана, Сергей раскрыл папку, быстро проглядев первый по счету машинописный лист. Как он и предполагал, внутри находилась краткая хронология будущих сражений Великой Отечественной, достаточно грамотно разбитая по месяцам и датам. Что ж, стоит признать, те, кто сводил воедино разрозненные данные, постарались на славу. А в том, что оные данные оказались именно разрозненными, Кобрин ничуть не сомневался: как ни крути, человеческий мозг – самая сложная штука во Вселенной. И поэтому любой из его бывших реципиентов практически наверняка интерпретировал оставшуюся в памяти информацию по собственному разумению, преломляя ее сквозь призму своей личности, воспоминаний, образования, опыта – и так далее.

Никаких особых сложностей в просьбе Вождя Сергей не усматривал: заметив какую-то неточность, он мог просто вызвать в памяти нужный пласт соответствующего инфопакета, благо после выполнения очередного задания в прошлом никто не «стирал» их из памяти слушателей Академии. Поэтому, просмотрев две первые страницы, посвященные событиям осенней кампании (по понятной причине, сейчас эти сведения уже утратили актуальность), он и попросил карандаш:

– Товарищ Сталин, разрешите что-нибудь пишущее? Карандаш, например, желательно цветной.

– Пожалуйста, товарищ Кобрин. – Ничуть не удивившись, Иосиф Виссарионович протянул ему требуемое. – Красный подойдет? Хорошо. Нашли какую-то ошибку?

– Не ошибку – скорее, неточность… – автоматически ответил Сергей. – Я могу писать на полях?

– Пишите, где вам удобно, Сергей Викторович, – хмыкнул тот. – Хоть на полях, хоть между строк. Я специально попросил ответственных товарищей не печатать слишком убористо. Или возьмите чистую бумагу, она на вашем столе.

– Благодарю.

Кобрин справился быстро, меньше чем за полчаса. Ему никто не мешал – все это время в кабинете царило молчание. Допив чай, Сталин неторопливо набил и раскурил трубку; наркомвнудел и Зыкин просто сидели, первый – расслабленно, посверкивая стеклами знаменитого пенсне, второй – напряженно, словно шпагу проглотил.

Закрыв обложку, Сергей аккуратно пристроил папку на краешке сталинского стола:

– Пожалуй, все, Иосиф Виссарионович.

– И какие ваши впечатления? – отставив в сторону опустевший стакан, тот чуть наклонил голову, с искренним любопытством разглядывая собеседника. – Сотрудники товарища Берии (наркомвнудел при этих словах ощутимо напрягся) ни в чем не ошиблись, все верно изложили?

– Абсолютно верно, товарищ Сталин! – Кобрин так и не определился для себя, как именно следует обращаться к хозяину кабинета, и потому использовал и имя-отчество, и нейтральное «товарищ Сталин». Судя по всему, Вождя это тоже не особо интересовало. – А мои комментарии? Я не столько исправлял неточности, сколько кратко излагал свое видение дальнейших событий. История уже изменилась, значит, и война теперь пойдет несколько иначе.

– Замечательно. Нисколько не сомневался, что много времени это не займет. Разрешите, я погляжу? – Не дожидаясь ответа, тот подтянул к себе папку, быстро просматривая комментарии Сергея.

– Гм, весьма любопытно. Значит, вы, Сергей Викторович, считаете, что ценность данной информации станет уменьшаться буквально с каждым месяцем?

– Не только считаю, но и твердо убежден, – кивнул Кобрин. – К сожалению. И хорошо еще, если с каждым месяцем! Когда я попал в тело моего нынешнего реципиента (Сталин коротко дернул головой, показывая, что прекрасно понимает, о чем речь, и потому не стоит отвлекаться на подобные мелочи), я едва не погиб во время немецкой бомбежки. Которой, как я подозреваю, в известной мне версии истории просто не было. Что может означать только одно: история меняется. И чем дальше – тем больше. Более того, полагаю, скорость этих изменений в дальнейшем станет только нарастать. Возможно, даже лавинообразно, так сказать, в прогрессии.

Иосиф Виссарионович прищурился:

– Другими словами, вы хотите сказать, что все это, – чубук трубки легонько коснулся серого картона обложки, – уже не важно? И не имеет никакого значения?

Услышав слова Вождя, народный комиссар дернулся, вскинув голову и собираясь что-то сказать, однако, наткнувшись на быстрый ответный взгляд, сник, так и не произнеся ни слова.

– Полагаю, не совсем так. Ход войны в целом вряд ли изменится, поскольку не изменятся цели Гитлера и его генерального штаба. В стратегическом смысле свои планы они менять не станут. Им по-прежнему нужен выход к Волге и кавказская нефть, нужен Воронеж и Крым, центральная и юго-восточная Украина, Харьков, Донбасс и Одесса. Да и не попавший в осаду Ленинград для них тоже словно, простите, кол в одном месте, поскольку рушатся абсолютно все первоначальные планы на северном направлении. Но вот как именно они попытаются этого добиться – теперь уже большой вопрос.

– А знаете, товарищ Кобрин… – задумчиво пробормотал Сталин. – Мы с Лаврентием допускали нечто подобное. Поскольку наша армия, как вы видели, тоже без дела не сидела. И, мне кажется, что по сравнению с ЭТИМ, – чубук снова легонько пристукнул по серому картону, – мы уже многого добились. С вашей и ваших товарищей помощью, разумеется. Но я отчего-то думал, что у нас немного больше времени до этих ваших, гм, лавинообразных изменений…