Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса - [35]

Позднее он сказал, что обязательно выстрелил бы, если бы его тогда нашли. Он хотел бежать, поскольку дело по обвинению в убийстве, много лет назад приостановленное, получило новый ход после того, как его из гомосексуальной ревности выдал сообщник в лагере.

Цепь сторожевых постов простояла четыре дня. На пятый день он с первым утренним поездом уехал в Берлин. Он переоделся в костюм врача из его гардероба, и проводил время в пиршествах, забираясь в его кладовую и кухню. Об этом свидетельствовало множество опустошенных бутылок из-под ликера и вина. Он прихватил с собой два тяжелых чемодана с серебром, бельем, фотоаппаратами и другими дорогими предметами. Время, чтобы их выбрать, у него было.

Через несколько дней полицейский патруль случайно задержал его в одном подозрительном берлинском баре, где он пытался сбыть последние вещи из чемоданов. Служанка, с которой он даже договорился о свидании, была отправлена в Равенсбрюк.

Когда врач вернулся домой, он был неприятно поражен. Айке еще хотел привлечь его к ответственности за оружие, однако отказался, когда врач выдвинул требование о возмещении значительного ущерба.

Вот только три примера, которые мне вспомнились, маленький фрагмент из довольно пестрой жизни КЛ[64].

Насколько я помню, на Рождество 1939 я в Заксенхаузене стал шутцхафтлагерфюрером[65]. В январе 1940 внезапно прибыл РФСС, и после этого последовала смена коменданта[66] Прибыл Лориц. Он должен был позаботиться о том, чтобы распустившийся, по мнению РФСС, лагерь снова стал «образцовым». Однажды, в 1936 я уже пережил такую ситуацию в Дахау[67]. Прекраснее времечка в моей жизни не было. Лориц уже давно гонялся за мной. Сначала я очень разозлил его тем, что в 1938 отбыл в качестве адъютанта к его заклятому врагу[68]. Он думал, что я добился перевода за его спиной. Но это было не так. Комендант Заксенхаузена вытребовал меня, потому что видел, что в Дахау я был отодвинут на задний план, потому что я оставался верным ему, когда он был шутцхафтлагерфюрером в Дахау. Лориц был очень злопамятен. Он достаточно часто давал мне почувствовать свою немилость. По его мнению, в Заксенхаузене слишком уж смягчились нравы — это касалось и эсэсовцев, и заключенных.

Тем временем умер старый комендант Барановский, и Айке, который был слишком занят формированием своей дивизии[69], удовлетворил его [Лорица] просьбу. Глюкс[70] так или иначе не был благосклонен к Барановскому. Возвращение в КЛ Лорица ему нравилось гораздо больше[71]. Ведь в его лице он, «старый» комендант, увидел хорошую опору в качестве нового инспектора.

8. Комендант Освенцима (1940–1943)

Как только понадобилось срочно создать Освенцим, инспекции не пришлось искать коменданта долго. Лориц мог отпустить меня, чтобы получить шутцхафтлагерфюрера, который подходил бы ему больше — им оказался Зурен, последний комендант Равенсбрюка[72], который был адъютантом Лорица во всеобщих СС.

Так я стал комендантом вновь создаваемого карантинного лагеря Освенцим[73]. Это оказалось весьма далеко, в Польше. Там неугодный Гесс мог дать перебеситься своему трудовому энтузиазму — таково было мнение Глюкса, инспектора концлагерей. Под таким знаком я принял своё новое задание. Сам я никак не рассчитывал так быстро стать комендантом, тем более, что ещё несколько старых шутцхафтлагерфюреров уже давно ждали освобождающихся комендантских мест. А задание было непростым.

Я должен был в кратчайшие сроки создать транзитный лагерь на 10.000 заключённых из существующего, хотя и застроенного хорошо сохранившимися зданиями, но совершенно запущенного и кишащего насекомыми комплекса. В смысле гигиены отсутствовало практически всё. В Ораниенбурге мне сказали на дорогу, что я не могу рассчитывать на большую помощь, что я должен по возможности помогать себе сам. Не хватало именно того, чего уже не первый год не хватало повсюду в рейхе.

Было намного легче построить новый лагерь, чем срочно создать, как это было приказано вначале, что-то пригодное из неподходящего конгломерата зданий и бараков[74]. Я ещё не доехал до Освенцима, а инспектор зипо и СД в Бреслау[75] спрашивал, когда могут быть приняты первые транспорты. С самого начала мне стало ясно, что из Освенцима что-то полезное может получиться лишь благодаря неустанной упорной работе всех — от коменданта до последнего заключённого. Но для того, чтобы иметь возможность впрячь в работу всех, мне пришлось покончить с устоявшимися традициями концлагерей. Требуя от подчинённых высшего напряжения, я должен был показывать в этом пример.

Когда будили рядового эсэсовца, я вставал тоже. Прежде, чем начиналась его служба, я проходил рядом, а уходил позже. Редкая ночь в Освенциме обходилась без того, чтобы мне не позвонили с сообщением о чрезвычайном происшествии. Если я хотел получить от заключённых хорошие результаты, приходилось, — в отличие от норм, сложившихся в концлагерях, — лучше с ними обращаться. Я исходил из того, что размещать и кормить их мне удалось бы лучше, чем в старых лагерях. Всё, что там мне не казалось достаточно хорошим, я хотел изменить здесь. Под этим я понимал также привлечение заключённых к