Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса - [29]

Этот расстрел всегда стоит у меня перед глазами как напоминание о постоянной необходимости справляться с самим собой и проявлять непреклонную твердость.

Это уже невозможно вынести — думал я тогда.

Айке же продолжал твердить о всё большей твердости. Эсэсовец должен убить даже близкого родственника, если он пойдет против государства или идей Адольфа Гитлера. «В силе остается только одно: приказ!» Эта мысль будто представляла собой бланк для всех его распоряжений.

Что это означает, и что под этим подразумевал Айке, я узнал в эти первые недели войны. Не только я, но и многие старые командиры СС. Некоторые из них, имевшие высокие чины всеобщих СС и к тому же начальные эсэсовские номера, еще позволяли себе вольности и говорили в офицерском собрании, что исполнение работы палачей оскверняет черную форму СС. Айке об этом донесли. Он потребовал от ветеранов объяснений, а затем созвал в своем ораниенбургском ведомстве офицерское собрание и заявил там примерно следующее: высказывания о работе палачей СС свидетельствуют о том, что известные лица, несмотря на длительную причастность к СС, до сих пор не поняли свою задачу правильно. Важнейшей же задачей СС является защита нового государства всеми целесообразными средствами. Каждого противника, смотря по степени его опасности, следует спрятать за решетку или уничтожить. И то, и другое можно сделать только силами СС. Только так можно обеспечить безопасность государства, пока не созданы новые законы, надежно защищающие государство и народ. Уничтожение внутреннего врага — точно такой же долг, как уничтожение врага на фронте, и поэтому оно никак не может быть названо позорным. Сделанные высказывания свидетельствуют о зараженности мировоззрением старого буржуазного мира, которое давно изжило себя благодаря революции Адольфа Гитлера. Они свидетельствуют о мягкости и сентиментальности, недостойной эсэсовца-офицера, и даже могут стать опасными. Поэтому он вынужден доложить об известных лицах рейхсфюреру СС. В сфере своей компетенции он раз и навсегда запрещает такие мягкотелые взгляды. Ему нужны лишь безусловно твердые мужчины, понимающие к тому же значение мертвой головы, изображение которой они носят как знак особого достоинства.

РФСС не наказал болтунов прямо. Они только получили от него личные предостережения и наставления. Однако по службе их больше не повышали, и до конца войны они так и пробегали в чинах обер- или гауптштурмфюреров. Кроме того, им до конца войны пришлось оставаться в ведомствах Инспекции КЛ. Они тяжело это переносили, однако научились молчать и с одержимостью исполнять свой долг.

С началом войны в КЛ пригодные к несению военной службы заключенные также были освидетельствованы медицинскими комиссиями при командовании призывных округов. О найденных пригодными сообщалось в гестапо или в государственную службу криминальной полиции, а эти ведомства освобождали их от военной службы или, наоборот, оставляли их за собой. В Заксенхаузене содержалось множество исследователей Библии. Все они отказались от военной службы и за это были приговорены рейхсфюрером СС к смерти как уклоняющиеся от военной службы[48]. Их расстреливали перед строем заключенных шутцхафтлагеря. За исследователями Библии следовало наблюдать в первую очередь. Я уже видел достаточно много религиозных фанатиков в местах паломничества, в монастырях, в Палестине, на дороге в Хиджаз, в Ираке, в Армении: католиков, православных, мусульман, шиитов и суннитов. Но исследователи Библии в Заксенхаузене, особенно двое из них, превзошли всех, кого я видел прежде. Это два особенно фанатичных исследователя Библии отказывались от всего, что имело хоть какое-то отношение к военной службе. Они не становились по стойке «смирно», то есть не ставили пятки вместе, не вытягивали руки по швам, не снимали шапки. Они говорили, что таких почестей достоин только Иегова, но не люди. Для них не существовало начальства, они признавали единственным начальником только Иегову. Обоих пришлось изъять из блока исследователей Библии и водворить в помещение камерного типа, поскольку они постоянно подстрекали других исследователей Библии к такому же поведению. Айке много раз приговаривал их к телесным наказаниям за нарушение дисциплины. Они выносили наказания настолько страстно, что трудно было поверить своим глазам. Они казались какими-то извращенцами. Они просили коменданта о дальнейших наказаниях, чтобы пуще прежнего свидетельствовать о своей идее, об Иегове. После медицинского освидетельствования, которого они ждали как никакие другие заключенные, и от которого они категорически отказались, — отказались даже подписываться под бумагой военного ведомства, — РФСС также приговорил их к смерти. Когда им об этом сообщили, они были вне себя от радости, они не могли дождаться часа экзекуции. Снова и снова они заламывали руки, с восторгом смотрели на небо и непрерывно кричали: «Скоро мы будем у Иеговы, какое счастье, что мы избраны для этого». Еще за несколько дней до того они присутствовали при экзекуции их братьев по вере, где их едва можно было удержать. Они хотели быть расстреляными вместе с ними. Едва ли таких одержимых можно было найти где-либо еще. К своей экзекуции они бежали чуть ли не рысью. Они стояли у деревянной стены пулеуловителя с просветленными, восторженными лицами, на которых уже не было ничего земного. Такими я представлял первых мучеников-христиан, которые ожидали растерзания дикими зверями на арене. Они шли на смерть с совершенно светлыми лицами, подняв кверху глаза, сложив руки в молитве, с высоко поднятыми головами. Все, кто видели эту смерть, были ошеломлены. Смущена была даже команда исполнителей.