Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке - [9]

Мамка. Нету, бабушка, не слыхивала.

Фрол. Сама, старая, на кого не подумала ли?

Мамка. Сама — повинюсь — женишка заприметила; не знаю, боярышне как — по нраву придет ли?

Аннушка. Еще какого жениха приметила? А мне небось, старая, не скажешь!

Мамка. Согрешила, боярышня, подумала. Не богат женишок, Да пригож. А по имени Фролом звать, по отчеству Скабеичем величать.

Груша. Хорош жених!

Мамка. А чем, востроглазая, дурен?

Груша. Тем, что ведомый плут — мамонька сказывала.

Мамка (осердясь). Много твоя мамонька знает, за то и состарилась скоро: сорока нет, а волос сед.

Груша. Сед ли, нету — не тебе судить! А что он вор, так вор. Вор, вор, вор!

Мавруша (схватив Грушу за руку). Что ты, боярышня! В своем ли ты уме? Ведь она, ворожея, Фролова крестная!

Маша. Ох, Груша! Опять попалась!

Мавруша (живо, Аннушке). Да и неправду про Фрола бают: я его в церкви видала — таков-то хорош!.. хоть тебе, государыня, так в версту*, я, грешным делом, сама богу поклон, а глаза на него норовят.

Аннушка. Ну, худ ли, хорош, только вряд ли мне за ним жить.

Фрол. Не говори, дитятко, чего не знаешь. Своей судьбы никто не ведает.

Аннушка. Ну, ладно, он ли, другой, давай, бабушка, ворожить. — Да ты шубы что ж не снимешь — жарко ведь.

Фрол. И, государыня. Дело мое старое: тебя кровь молодая греет, а у меня и крови-то нету — только кожа да кости остались.

Аннушка. Ты хоть платок бы развязала.

Фрол. Нельзя, дух выйдет.

Аннушка. Какой дух?

Фрол. Ты думаешь, ворожба — дело легкое? Шутишь! Я сегодня целый день готовилась: все по избе часа три прыгала, вертелась да приговаривала: «ух, ух, накати дух!»

Мавруша (почти вскрикивая). И накатил?

Фрол. Вестимо, накатил.

Мавруша (толкнув мамку). Я сказывала…

Мамка (тихо). Нишкни!

Фрол. Ну, теперь все ступайте, вдвоем меня с боярышней оставьте. Ты, мамка, гляди, чтоб на десять сажон духу человечьего не было: не то — боярышню испортишь. Да меня и не обманешь: на три аршина в землю вижу. (Строго стучит клюшкой.) Коли крикнет, не полошайтесь. Пока не позову — не входите. (Опять стучит.)

Мамка (Аннушке). Выйти, государыня, прикажешь?

Аннушка. Ну… идите, идите.

Все, кроме Аннушки и Фрола, уходят.

Фрол. Ну, садись, дитятко, вот тут. Так (она села). Свечи здесь вот поставим. Бери зеркальце. Наводи — вот эдак. Смотри.

Аннушка. Ох, бабушка, страшно.

Фрол. Не бойся: я тут буду. Шептать в уголку стану. Только ты отнюдь не оглядывайся, пока не велю: беда будет.

Аннушка. Ох, страшно! Руки дрожмя дрожат.

Фрол. Нишкни.

Аннушка сидит перед зеркалом; Фрол отходит, снимает потихоньку шубу и кику, отирает усы, охорашивается, и затем на цыпочках подходит и становится сзади Аннушки. Она видит его в зеркало, вскрикивает, закрывает лицо руками и припадает головой к столу.

Фрол (старушечьим голосом). Что, дитятко? увидала, знать?

Аннушка. Ох, видела, видела! — Что, бабушка, суженый это был?

Фрол (также). Ряженый, дитятко, ряженый.

Аннушка. Разглядеть только не успела. Еще нельзя ли?

Фрол. А ты оглянись.

Аннушка оглядывается, хочет вскрикнуть и не может. Фрол также молчит. Оба смотрят изумленными глазами друг другу в лицо.

Аннушка (слабо). Так ты…

Фрол. Я — Фрол Скабеев. Жив стою

Перед тобой: тот самый — что сегодня

И плутом здесь, и вором величали.

А я не вор…

Аннушка (опомнясь). Нет, вор. Зачем ко мне

Ты в терем девичий забрался? Думал,

Что на тебя управы не найду, —

Что волен ты со мной, что хочешь, делать?

А коль я крикну, да сбегутся люди…

Фрол. Тебе же хуже будет. Все узнают,

Худая слава побежит по людям:

«Мол, у Нащокиной-то в терему

Мужчину молодого изловили».

А сведают: изловлен я, — прибавят:

«Мол, Фролка своего не упустил».

(После молчания, с уверенностью.)

Да ты не крикнешь…

Аннушка. А сейчас скричу.

Фрол. Как оглянулась — закричать хотела,

Да духу не хватило; а теперь…

Аннушка. Тогда-то я перепугалась насмерть;

Теперь опомнилась, сейчас скричу…

Фрол (полушутливо, полугрозно).

Ан не скричишь! Шалишь. Нельзя тебе!

Ты думаешь, что я пошел сюда

Так, без опаски, как пришлось? — Ошиблась!

Я на походе заговор прокликал;

Заговорил, чтоб ты меня любила:

Нет воли у тебя теперь — моя ты,

В моей ты воле и в моей ты власти! (После молчания.)

Что ж, правда-т нешто не моя? Скричала ль?

Скричала ли? (Более ласково-шутливым тоном.) Да полно же, Анюта…

Ведь я не лютый волк, не лиходей

Какой! Куда, далеко! — На меня, брат,

Чуть полюбовнее девчонка взглянет —

Я и растаял, словно вешний снег

От солнышка. (Настойчиво, как дети просят.)

Взгляни и ты, взгляни же! (Аннушка взглядывает.)

Ну, вот взглянула же! Ну, вот спасибо! Спасибо! (Тоном, каким с нравными детьми говорят.)

Ну, о чем, о чем опять

Нахмурилась? Ты слушай, что скажу:

Да из меня — все лаской можно сделать;

Ну, хоть веревки вей. —

Такой-то выйдет

Муж шелковый-прешелковый — ей-богу!

(Аннушка упорно молчит, опустив глаза в пол.)

Ох, и пренравная ж девчонка ты!

Другая — молодца такого-то, как я, —

И целовать и обнимать бы стала.

А ты… Э, что ж ты покраснела, а?

Аль думаешь: мол, стыдно целоваться?

Э, полно! Вздор. Ты не красней! Гляди-ка:

Я путь-дорожку укажу, Анюта!

И таково-то сладко поцелую.

(Он подходит ближе, она отскакивает.)

Что пятишься? Аль думаешь я вру?

Не сладок поцелуй? Ей-богу, сладок!