Комедианты неведомо для себя - [7]

— О, только для немногих — для тех, кто умеет ценить мое усердие. К примеру сказать, среди аристократии значение шляпы постиг лишь один человек — князь де Бетюн. И как это мужчины не понимают простой вещи, совершенно ясной женщинам; из всех предметов одежды прежде всего бросается в глаза шляпа! Почему они не подумают о том, чтобы изменить нынешний фасон шляп, прямо скажу — отвратительный! Но из всех народов мира французы особенно упорствуют в однажды содеянной глупости! Господа, я вполне сознаю все трудности! Я говорю сейчас не как автор сочинений на эту тему, где, думается, я сумел философски исследовать данный вопрос, нет, сейчас я говорю исключительно как шляпочник; только я один нашел способ хоть немного облагородить ужасные головные покрышки, которыми пользуются сейчас во Франции, — пока мне еще не удалось окончательно ниспровергнуть их.

Он показал им уродливую современную шляпу.

— Вот — враг, господа, — заявил он. — И подумать только, что самый остроумный народ в мире соглашается носить на голове этот обломок печной трубы, как выразился один из наших писателей. Вот все изгибы, которые мне удалось придать этим безобразным линиям, — прибавил он, показывая одно за другим свои творения. — Но хотя, как вы сами видите, я умею приноравливать их к самым различным типам: вот, например, шляпа врача, эта — бакалейщика, эта — денди, далее — шляпа художника, эта — человека тучного, а та — человека тощего, — все они отвратительны! Постарайтесь уловить мою мысль до конца!

Он взял в руки широкополую шляпу с низкой тульей.

— Вот шляпа, которую в свое время носил выдающийся критик Клод Виньон, человек независимый, изрядный кутила... Затем он поладил с правительством, его назначили профессором, библиотекарем; сейчас он пишет только в «Деба», его сделали докладчиком Государственного совета, он получает шестнадцать тысяч жалованья и четыре тысячи зарабатывает в газете; у него орден... Отлично! Вот его новая шляпа!

И Виталь показал шляпу, формой и изгибами приличествующую человеку вполне благонамеренному.

— Вам следовало бы сделать для него шляпу полишинеля! — воскликнул Газональ.

— У вас, господин Виталь, гениальная голова по части головных уборов, — заметил Леон.

Виталь поклонился, не поняв насмешки.

— Не можете ли вы мне объяснить, — спросил Газональ, почему ваши магазины по вечерам закрываются позже всех других, даже позже, чем кафе и кабачки? Меня это сильно заинтересовало.

— Во-первых, наши магазины очень выигрывают при вечернем освещении, а кроме того, на десять шляп, проданных днем, вечером приходится пятьдесят.

— Все как-то странно в Париже, — вставил Леон.

— И однако ж, несмотря на все мои старания и успехи, — продолжал Виталь свое самовосхваление, — я должен идти дальше и ввести в моду шляпу с круглой тульей. Вот к чему я стремлюсь!

— В чем же помеха? — осведомился Газональ.

— В дешевизне, сударь. Прежде всего прекрасную шелковую шляпу можно приобрести за пятнадцать франков, и это убивает нашу торговлю, ибо у тех, кто живет в Париже, никогда не найдется пятнадцати франков на новую шляпу. А если касторовая шляпа и стоит тридцать франков, то это дела не меняет! Когда говорят «кастор» — надо иметь в виду, что во всей Франции не купишь больше десяти фунтов касторовой шерсти; она стоит триста пятьдесят франков фунт, на шляпу идет одна унция; к тому же касторовые шляпы никуда не годятся: касторовая шерсть плохо принимает краску, за десять минут рыжеет на солнце, шляпа от жары коробится. То, что мы называем кастором, просто-напросто заячья шерсть. На выделку шляп высших сортов идет спинка, второсортны — бочки, а на третий сорт — шерсть с брюшка. Вот я и выдал вам секреты ремесла, но вы ведь — люди порядочные. Но что бы ни нахлобучивали на голову — заячью шерсть или шелк, пятнадцать или тридцать франков, — вопрос остается неразрешимым. За шляпу нужно платить наличными, вот почему шляпа остается тем, что она есть. Мы спасем честь наряжающейся Франции в тот день, когда серая шляпа с круглой тульей будет стоить сто франков. Тогда мы сможем, подобно портным, отпускать в кредит. Чтобы достичь этого, нужно бы решиться носить букли, галуны, перья, атласные отвороты, как при Людовике Тринадцатом и Людовике Четырнадцатом. Тогда бы торговля шляпами, вдохновляясь фантазией, удесятерилась бы. Мировой рынок принадлежал бы Франции, как это издавна установилось в отношении дамских мод, для которых Париж всегда будет законодателем; нынешнюю же нашу шляпу можно изготовлять где угодно. Разрешение этого вопроса даст нашей стране десять миллионов иностранного золота ежегодно...

— Да это настоящий переворот! — воскликнул Бисиу, прикидываясь восхищенным.

— Да, коренной переворот, ибо необходимо изменить форму.

— Вы счастливец, — вставил Леон, обожавший каламбуры, — вы, подобно Лютеру, мечтаете о реформе.

— Да, сударь! Ах, если бы двенадцать или пятнадцать человек — художников, капиталистов или денди, — задающих тон, решились быть смелыми одни только сутки, Франция одержала бы блистательную победу на поприще коммерции! Поверьте, я все время твержу своей жене: «Ради успеха я не пожалел бы своего состояния!» Да, мое честолюбие сводится к одному: возродить шляпное дело — и умереть!