Комбинат - [18]

Газетный киоск был сожжен. Кто-то выбил сбоку стекло и бросил нечто горящее внутрь. Судя по всему, произошло это уже довольно давно — дожди успели смыть копоть со стен, и лишь внутри все оставалось черным, хотя неубранные осколки по-прежнему блестели на асфальте. Николай мысленно выругался. Склероз, что ли, у старухи? Или она и впрямь не знала? Ей-то, небось, этот киоск без надобности, когда там она в последний раз в этом месте была… Вот жди теперь следующего автобуса невесть сколько… и еще он надеялся деньги в киоске разменять. Можно бы и в химчистке, но и она не работает. Что вообще работает в этом чертовом Красноленинске… В нормальном месте он бы просто снял несколько купюр через банкомат, но что-то подсказывало ему, что в этом городе банкомат придется искать долго. Николай сел на изрезанную скамейку на остановке (попутно заметив, что задняя стенка пробита в нескольких местах — это чем же так постарались, не так-то просто пробить железный лист?) и вытащил телефон, чтобы попробовать еще раз дозвониться в мэрию. Как ни странно, на сей раз ему это удалось со второй же попытки. Голос в трубке, правда, подозрительно напоминал тот, что он уже слышал, но на сей ему отвечали трезво и по делу, и Селиванов решил, что это случайное сходство или игра воображения. «Оставьте ваш телефон, вам перезвонят, когда Игнат Игнатович сможет вас принять», — пообещала трубка. «Когда» вместо «если» звучало обнадеживающе, но с другой стороны, как известно всем, кроме младенцев, в хитпараде человеческой лжи фраза «мы сами вам перезвоним» занимает почетное третье место после «все хорошо» и «все будет хорошо». Николай, тем не менее, продиктовал свой номер и еще раз напомнил, что не отнимет у мэра много времени — уверенный, впрочем, что все равно придется перезванивать самому.

Игнат Игнатович, хм… Редкое имя в наши дни, а в сочетании с таким же отчеством тем более. Вообще Селиванов категорически не понимал людей, которые называют детей своим собственным именем — это же ужасно неудобно! Вот зовет жена такого папы «Игнат!» — и как понять, обращается она к мужу или к сыну? То ли это патологическое отсутствие воображения, когда никакое имя, кроме собственного, не приходит в голову, то ли патологический же нарциссизм… Хотя это, конечно, претензии к отцу нынешнего мэра, а не к нему самому. Ладно, хоть какое-то продвижение. Николай пересчитал мелочь в кошельке — так и есть, на еще один автобусный билет не хватит. Вызвать все-таки такси, тем более что автобуса ждать неизвестно сколько? Но вон впереди еще какой-то магазин, и, кажется, работающий. Селиванов направился туда.

Магазин оказался овощным. Николай вошел и сразу же поморщился от запаха (и вида) гнилой капусты и сырой, облепленной землей картошки, лежавшей в грязных ящиках. Помимо обоняния и зрения, удар был нанесен и по его слуху: из невидимого динамика заливалась какая-то невыносимо пошлая попса. Николаю снова вспомнился Нью-Йорк, его продуктовые магазинчики с чистым, красиво разложенным по лоткам товаром. Впрочем, в московских супермаркетах в последние годы научились раскладывать не хуже. Но отличие Нью-Йорка в том, что там эти лотки летом по большей части располагаются не внутри магазина, а снаружи. Без всякой охраны. Подходи кто хочет, бери что хочет. А чтобы заплатить — надо зайти внутрь. И все заходят и платят. И сумки там не сдают, не заклеивают и не проверяют. Покупатель платит лишь за то, что предъявил на кассе сам. Расскажи о таком в Красноленинске — или не поверят, или будут ржать с чувством глубокого превосходства, повторяя, какие америкосы идиоты. Воры есть во всех странах, но, наверное, только в России вор убежден в своем моральном превосходстве над честными людьми…

Магазин был пуст, если не считать лежавшей на окне черно-белой беременной кошки и скучавшей за прилавком толстой продавщицы в несвежем халате, очевидно, исполнявшей также и функции кассира. Николай направился к последней.

— Пятьсот рублей не разменяете?

— Нет, — отрезала та, глядя на него, как на врага.

— Нет? — переспросил Николай, шокированный не столько отказом, сколько тоном. — Почему?

— По кочану. Здесь не банк.

— А где банк?

— И не справочное бюро.

— Вас никогда не учили не хамить покупателям? — разозлился Селиванов.

— Вы не покупатель, — нагло заявила бабища.

Это было, в принципе, верно — ничего покупать в этом гадючнике Николай точно не собирался. Тем не менее, кондовосоветская атмосфера заведения вызвала у него в памяти советскую же фразу:

— Дайте жалобную книгу!

— Не держим, — парировала продавщица.

— Вы обязаны!

— Ничего мы не обязаны. Это частный магазин, действующий согласно устава ЗАО «Василек».

Возможно, это был и блеф — Николай не был уверен, что говорит на сей счет Закон о защите прав потребителей — но препираться дальше он не стал.

— В таком случае, счастливого вам разорения и приятной безработицы, — произнес он, повернулся и вышел. Вслед ему донеслось что-то на тему «умный выискался». Частный бизнес по-русски, м-да. Надежда и опора демократии. Здесь так встречают каждого, у кого в кармане самая мелкая купюра — пятьсот рублей? Или только москвичей? Вспомнилось предостережение Светланы…