Командировка - [29]

У каждого — свое главное звено, своя сильная сторона. У всех жесткий советчик — рубль, хозяйственный расчет. Каждое начинание, каждая хозяйственная операция должны быть экономически обоснованы и оправданы, и ни один председатель — ни смелый Соколов, ни более осторожный Ермаков — не возьмется за новое дело, не согласовав его с экономистом, который, по общему признанию, становится сегодня главной, после председателя, фигурой на селе.

И еще одна общая черта: всем трудно. Деньги появились, но их нужно осваивать, а это значит — только поворачивайся. Рядовым колхозникам покупают путевки, они и по стране и за границу путешествуют. А председатели отпуск откладывают на зиму и потом о нем забывают, редкий выходной себе позволяют. Живут, будто отвечают на тот же вопрос: а сам?..

А может, случай? Может, просто повезло Мурашкину на энтузиаста-зоотехника Мосягина, основавшего большемурашкинское швицкое стадо, на деловых председателей Соколова, Ермакова, Логинова? На того безымянного агронома, который оставил району люцерну? Эта вдвойне — и как отличный корм, и как естественное удобрение при севооборотах — драгоценная культура распространилась по всему району из здешней деревни Городищи. Да что по району — за семенами люцерны едут в Мурашкино со всех концов Союза, от люцерны местные колхозы имеют весьма ощутимую прибыль. А началась эта выгодная люцерна тоже, можно сказать, со случая. Ликвидировали в Городищах в начале войны сортоиспытательный участок, соскочил с подводы агроном, отозвал в сторону бригадира: знай, там на краю поля участок травой засеян, это люцерна, сбереги. Агроном не вернулся с войны, а люцерну назвали городищенской.

Везение — везением, но ведь кто-то должен сберечь всходы, собрать в горсть семена, раздать другим, научить, убедить. Самородок Мосягин мог бы остаться чудаком-селекционером, колоритной фигурой, не поддержи его вовремя умный секретарь райкома Серов. И Мосягин не остался талантливым одиночкой, он стал руководящим зоотехником района, определившим в свою очередь хозяйственную политику окружающих колхозов. Нужно было разглядеть за дерзостью двадцатипятилетнего горожанина Соколова его экономическую хватку, поверить в него. Нужно было после всех реорганизаций вновь вглядеться в прошлое района, чтобы из всех звеньев среднерусского многоотраслевого сельского хозяйства выбрать наиболее перспективное для района направление. Когда-то окрестные села жили для Мурашкина, теперь оно живет ради него, собирая все ценное, что дает местная инициатива, внедряя то, что можно взять у соседей, не давая погибнуть росткам нового, координируя, добиваясь преемственности, столь нужной именно сельскохозяйственному производству.

Но преемственность — это люди, их опыт, их память. В Мурашкине ни администрированием, ни накачками не занимаются, мало заседают, мало вообще сидят за письменными столами, много передвигаются и вопросы стараются решать в рабочем порядке. Но факт остается фактом: сегодняшний авторитет Большого Мурашкина держится на правильном выборе цели и средств, на умелом и разумном управлении жизнью района, на заботе о воспитании и сбережении районных кадров.

Здесь мурашам удается добиваться известной стабильности: за десять лет сменился лишь один председатель колхоза, руководящие работники района работают по десятку и больше лет, по такому же принципу отбираются специалисты в хозяйства, новичок проходит испытание на «приживаемость», особое предпочтение оказывается своим, вернувшимся с дипломом на постоянное жительство. Не так давно районная газета «Знамя» отметила шестидесятилетие первой рекордсменки по молоку Дарьи Козловой, хоть со времени ее рекорда прошло семнадцать лет. Заинтересованность в людях, стремление привязать их к делу и к месту — этим во многом определяется не только благосостояние, но, если хотите, и духовная жизнь района, которая ведь не только из концертов или читательских конференций состоит.

Впрочем, мураши много читают (есть у них неплохая районная библиотека и популярный книжный магазин), знают толк в хоровом пении, есть в Мурашкине и музыкальная школа, и Дом пионеров, и кружки при Дворце культуры; регулярно устраиваются выставки местных художников; есть хороший краеведческий музей, где уже тесно собранным экспонатам.

Но что музей — районные учреждения, кроме нового здания райкома партии, ютятся в купеческих зданиях, магазины, кроме двух новых, — в кладовых и лабазах, склады — в двух оставшихся церквях, больница — в старых, еще земством построенных деревянных домиках…

Похоже, райцентру пока не до себя, руки не дошли, да и денег маловато; при растущем богатстве колхозов и района в целом само Мурашкино не много может себе позволить. Ни город Мурашкино, ни деревня, по-статуту ПГТ — поселок городского типа, но уже в колхозном Новом Холязине этот «городской тип» выражен ярче. Известно, каким Мурашкино было, каким стало; труднее представить, каким оно будет завтра. Неземледельческие центры (определение В. И. Ленина) в условиях развивающегося сельскохозяйственного района — каким им быть через десять, двадцать лет?