Командир Иванов - [3]
Иванов пропустил мимо ушей все касающееся сундука и почему-то заинтересовался тем обстоятельством, что старик был когда-то сапожником.
— Он что, умеет шить сапоги?
— Наверное, раз сапожник, — с досадой сказал Лева.
— Стучи в кабину! — приказал Иванов.
Лева замолотил кулаком. Машина остановилась. Ахмет подбежал к заднему борту.
— Назад, в Усть-Кут! — приказал Иванов.
Событие четвертое. Сапоги
Пока ехали назад, над хребтом набухла лимонная полоса рассвета. Заря ударила прямо с хребта, алым костром полыхнула в стеклах домика, где жил бывший сапожник. Иванов постучал в окно.
На крыльцо вышел старик — в валенках, в накинутом на плечи длинном пальто.
— Я Иванов, — сказал Иванов. — По делу.
В глазах старичка загорелось веселье.
— И дело такой важности, что не могло потерпеть до утра? — ехидно спросил он.
— Уже утро, — сказал Иванов.
Старичок посмотрел с крыльца. Заря била ему в лицо.
— Тогда прошу. — И распахнул дверь.
В доме было тесно, сумрачно, жарко натоплено. Иванов стал посредине — головой в потолочные балки.
Багровые отблески огня, пылавшего в печке, играли на старом сундуке с горбатой тяжелой крышкой. Сундук был окован медными полосами.
— А ведь я рад, — потирая сухие руки и поглядывая на сундук, весело сказал старик. — Не спится, откровенно говоря, не спится… Жили мы тихо, и вдруг водоворот людей, ревут машины. И все мимо, мимо… Никто не заглянет, кому я нужен?! Только стекла звенят днем и ночью… Но оказалось — все-таки нужен! — воскликнул старик и, задрав голову, лукаво посмотрел в глаза Иванову. — Все-таки дождался — пришли! Вчера был уже один… Вы знаете, весьма обещающий мальчик…
— Это Лева.
— Ах, вот как! Значит, вы тоже историк! — торжествующе воскликнул бывший сапожник. — А Лева ваш ученик?.. Поздравляю! И уверен — из Левы выйдет большой ученый.
— Возможно, — сказал Иванов. — Но я по другому делу.
— Тс-с-с! Ни слова! — старик прижал к губам белый палец. — Я знаю, зачем вы ко мне пришли. Сорок лет собирал. Чувствовал: грянет время, — и оглянется на Сибирь мир. И мои знания о ее прошлом станут нужны и дороги людям… — Старик помолчал. — Сегодня всю ночь не спал. Должно быть, вас ждал, молодой человек. Да-с!
Он внезапно пал на колени, из кармана выхватил ключ и вставил его в медную скважину. В сундуке тонко пропело, щелкнуло, и крышка слегка подскочила. Старик откинул ее совсем и стал в сторонке, чтобы гость без помех восхитился его богатством.
Сундук, как и рассказывал Лева, был полон старых книг, рукописей, географических карт.
— Просьба такая, дед, — сказал Иванов. — Сочини-ка мне сапоги.
Старик опешил. Он сел на край сундука и задрал голову, пытаясь разглядеть лицо Иванова.
— Я должен это понять как шутку?
— Мне сорок восьмой размер. Нигде не могу купить, — пояснил Иванов. — Ни валенок, ни сапог.
Старичок обиженно помолчал, потом засмеялся: он уж лет двадцать не шил сапоги — все покупали сапоги в магазине.
— Не можешь, тогда скажи, — пробасил Иванов. — Мне некогда, я пойду.
— Молодой человек! К вашему сведению, я шил сапоги для графа Татищева. Еще во времена самодержавия и абсолютизма. И граф остался доволен. Табакерку мне подарил. — Старик вынул из ящика и показал замызганный кожаный портсигар. — Правда, заплатить вот граф не успел. Революция произошла. Дал деру в моих сапогах. — Старик развеселился: — Могу из шевра, со скрипом…
— Ладно, — сказал Иванов. — Сшей, как графу Татищеву. Только покрепче. И отдай командиру вертолета Юре Зацепе. Он их сбросит мне прямо на голову.
— Уж не тот ли вы Иванов, — спохватился старик, — о котором по радио говорили, что поведет первый десант?
— Тот, — сказал Иванов.
— Милостивый государь! — торжественно воскликнул старик. — Я собираю историю, а вы идете в нее сами!
— Вот видите, — сказал Иванов. — Не могу же я идти босиком.
Событие пятое. Их ждали
Паром ожидал их. Он был мокрый, словно вымытый. Рядом, уткнувшись носом в песок, сонно пыхтел буксир.
Река тяжело блестела. Над ее поверхностью золотой пылью неслись остатки тумана.
Вездеход осторожно сполз с крутого берега и въехал на паром.
Буксир проснулся и потащил паром через Лену.
Иванов заглянул в кузов. Десант спал, скрючившись на ящиках и мешках.
Когда вездеход съехал на левый берег, паромщик пожал Иванову руку, буксир прощально свистнул и потянул паром в Усть-Кут, на зимовку.
Иванов одиноко стоял на мокром песке, провожая паром взглядом.
Затем он сел в кабину, вездеход поднялся на берег и, подминая кусты, двинулся на восток. Лицо Ахмета стало строгим. Он был готов ко всяким неожиданностям: впереди уже не было ни дорог, ни людей.
Но не прошло и десяти минут, как Ахмет воскликнул:
— Дым!
Меж деревьев завивался дымок.
Иванов высунулся из кабины.
— Давай вперед!
Продравшись сквозь кусты, вездеход выехал на поляну, посреди которой горел костер и висел на рогульке чайник. Возле костра сидели две девушки. Одна — черненькая, плотная, с дерзким взглядом. Вторая — сухая, подвижная.
— Однако! — пробормотал Иванов. И спрыгнул на землю.
— Чай готов, — сказала та, что была в очках. — Прошу к столу!
Иванов хмыкнул, сел рядом с девушками на поваленное дерево, выкатил уголек из костра и раскурил трубочку.
