Командарм. Позади Москва - [32]

Однако мехвод Цыганков, прекрасно уловивший состояние нового командира, в два счета развеял его сомнения, рассказав, что именно так они в основном и воевали с товарищем комбригом под Смоленском. В том смысле, что не перли дуром немцу в лоб, а устраивали ему фланговые засады, спокойно расстреливая в бортовую проекцию, а некоторых – так и в жопу, в смысле – в корму. После чего отходили для перегруппировки и повторяли атаку.

Не верить более опытному товарищу, который, ко всему прочему, еще и старше на десять с хвостиком лет, никакого повода не было, и Вася понемногу успокоился.

И даже нисколечко не обиделся, когда Виктор, вручив ему топор, с ухмылкой сообщил:

– Ты б это, командир, сходил веток, вон, для маскировки нарубал, что ль? Заодно и мозги проветришь, полезное дело, точно говорю. А мы пока машинку проверим.

– Так, а ежели попрут? – слегка растерянно пробормотал Серышев, вертя в руках топор.

– А ежели попрут, товарищ лейтенант, – с абсолютно серьезным выражением лица ответил танкист, – так мы без вас ни-ни, ни одного гада не сожжем! А вот уж как вернетесь, так сразу и всех! Ладно, пошутили и будет. Серьезно говорю, сходи, командир, пройдись, погодка вон какая замечательная. И башнер с тобой сходит, верно, Степа? Только ветки с листьями рубайте, еще не все осыпались.

Как ни странно, недолгая «прогулка» и на самом деле помогла, вернувшись обратно с охапкой свежесрубленных веток, Василий не ощущал в душе практически ни малейшего волнения. Скорее наоборот, теперь ему просто до одури хотелось, чтобы фашисты появились поскорее и можно было, наконец, заняться тем, ради чего они здесь и оказались: бить проклятого врага! Да и новую пушку хотелось увидеть в деле – десять выпущенных на полигоне по фанерным щитам снарядов не в счет. Фанеру и из пистолета можно продырявить, а вот как поведет себя немецкая броня?..

Едва успели замаскировать машину и принять доклады взводных, отчитавшихся о том же самом, как Серышева вызвал комбат. Сообщивший, что, по данным разведки, передовые части гитлеровцев уже в нескольких километрах от них. Согласно приказу, разведку 4-й танковой дивизии, наступавшей в этом направлении, следовало пропустить, дождавшись подхода основных сил, которые и были их целью. Никаких сроков не устанавливалось – действовать предлагалось по обстоятельствам, после чего отступить. Пожалуй, единственным, что в полученном приказе оговаривалось отдельно, – избегать неоправданных потерь. Та самая тактика «ударил – отошел», о которой недавно и рассказывал Цыганков. Сейчас Василия это уже не особенно удивляло: похоже, родное командование научилось воевать как-то иначе, нежели в самом начале войны…

Минут через семь мимо протарахтела пара мотоциклов и полугусеничный броневик – передовой дозор. По сторонам фрицы практически не глядели, сидя внутри своей угловатой коробки, над бортами которой торчало аж целых два пулемета, так что заметить замаскированные в подлеске «тридцатьчетверки» у них особых шансов не было. Спустя еще пять минут следом прошла небольшая колонна из двух легких танков, еще одного бронетранспортера, немного покрупнее первого, и тентованного грузовика с размалеванной камуфляжными разводами кабиной и кузовом. Первый танк, уже виденный во время августовских боев чешский «тридцать пятый», лейтенант узнал сразу – сам подобные бил. Во втором же, более приземистом и с тонким хоботком скорострельной пушки в граненой башне, почти без сомнений опознал немецкий «Pz. II». Этих тоже отпустили, не тронув. Едут себе разведчики, и пусть себе едут да разведывают. Не их забота. Чем дольше будут считать, что дорога безопасна, сообщая об этом своим – у них, поди, на каждом танке по радиостанции, вон как антенны качаются, – тем лучше.

Снова потянулись томительные минуты ожидания. Первая, вторая… десятая. Что-то не очень-то они, похоже, и спешат! Наконец в приоткрытом на ладонь башенном люке раздался усиливающийся с каждым мгновением низкий рокот множества моторов. Ну, вот и все, дождались…

Зачем-то подергав ремешок шлемофона, Серышев легонько пихнул в плечо стрелка-радиста:

– Гриша, связь с «коробочками». Передавай: «Начинаем работать, цели разбирать согласно номерам, четным от головы колонны, нечетным – наоборот, огонь по готовности, первый – мой».

Разумеется, никакой особенной необходимости в этом не имелось, все и без того было говорено-переговорено, и командиры танков прекрасно знали, что и кому делать, но и молчать сейчас лейтенант просто не мог – это было выше его сил.

– Степа, бронебойный. Сигналы помнишь?

– Обижаете, тарщ командир, не в первый раз. – Сбоку клацнул, запирая в казеннике первый унитар, орудийный затвор. Не дожидаясь выстрела, Анисимов чуть пододвинулся, примеряясь, как бы половчее выдернуть из укладки следующий, и замер, напрягшись.

Время, казалось, окончательно замедлилось, словно в пружине исполинских часов постепенно заканчивался завод; секунды тянулись тягуче, как загустевший на сильном морозе соляр. Мир сузился до размеров боевого отделения, снаружи которого остались только враги и этот действующий на нервы, вибрирующий гул, проникающий сквозь броню и натуго затянутый на голове танкошлем…