Командарм Дыбенко - [25]

По дороге в Гельсингфорс все размышлял, старался понять, почему так странно вел себя Керенский. Ни единым словом не обмолвился о недавних демонстрациях, прошедших в Главной базе под большевистскими лозунгами. «Не мог министр не знать, что мы выступили против „Займа свободы“, что матросы переизбрали флотских депутатов в Совете, голосовавших за соглашательскую резолюцию. Теперь в Гельсингфорсском Совете не 43, а 80 с лишним большевиков. Наверняка знает и о том, что Центробалт фактически командует флотом. Так в чем же дело? Обещал пожаловать на флот. Видимо, рассчитывает, что мы его примем с хлебом-солью. Нет уж, не будет такого!»

…Когда начальство готовилось к пышной встрече Керенского, Дыбенко срочно собрал Центробалт.

— Знаете, зачем едет к нам министр? Чтобы уговаривать матросов воевать до победного конца. Разве этого мы ждем от министра? Никаких пышных встреч! От имени Центробалта предлагаю следующий проект постановления: приказ командующего о параде в честь приезда министра отменить. Министра могут встречать по своему желанию гуляющие на берегу.

Проект единогласно приняли. Решение Центробалта вызвало переполох. На «Виолу» устремились просители: из Гельсингфорсского Совета явились возмущенные Гарин и Котрохов, от офицерских союзов — Ренгартен, Вилькен, Граф, они требовали отменить «позорное постановление». Дыбенко был неумолим: «Все будет так, как решил Центробалт!»

Пришел на «Виолу» и сам командующий — вице-адмирал Максимов. Держится с достоинством, говорит спокойно, просто, не требует, не настаивает, но советует.

— Вроде неудобно: Керенский — министр, надо бы принять.

Дыбенко слушал, не отрывая взгляда. Ему нравился этот человек с голубыми глазами, длинными черными ресницами, чисто выбритым лицом, даже легкая седина на висках украшала. На нем китель, позолоченные пуговицы с выпуклыми якорями резко выделялись. У председателя Центробалта и выборного комфлота установились хорошие отношения.

— Министра, конечно, надо встретить, гражданин адмирал, — сказал Дыбенко. — Парад устраивать не будем, не такая уж важная особа, да и время военное. Встретите его вы, работники штаба, ну и еще кто пожелает. От Центробалта приветствовать министра поручено мне. Будем считать вопрос исчерпанным.

Максимов уже взялся за фуражку, лежавшую на соседнем стуле, но Дыбенко попросил задержаться.

— Нам известно, гражданин адмирал, что к Керенскому вы любви не питаете и он вас не жалует. Будем откровенны: ни в армейских, ни во флотских делах он ни бельмеса не смыслит.

Адмирал постукивал пальцами по столу, не торопился высказать свое мнение.

— Допустим, — начал он. — Но, учтите, министр, в общем-то, лицо административное, конечно, желательно, чтобы он разбирался хотя бы в элементарных вопросах тактики, оперативного искусства, одним словом, имел бы военное образование.

— Керенский только юрист, — продолжил свою мысль председатель Центробалта. — Затеял я этот разговор вот в связи с чем: почему офицеры вашего штаба лебезят перед ним?

— Я бы не утверждал, что они заискивают. Но, — адмирал сделал паузу, — начальник штаба как-то сказал мне: «Лучше уж с Керенским, чем с большевиками». — Адмирал поднялся, надел фуражку, приложил ладонь ребром к носу, проверил — козырек проходил по центру лба.

Встал и Дыбенко.

Скоро кают-компанию заполнили центробалтовцы и большевики — депутаты Гельсингфорсского Совета. Их тоже интересовал приезд Керенского.

— Давайте подумаем, как примем министра на «Виоле», — сказал Дыбенко. — А мы его пригласим обязательно. Объявляю аврал, чтобы кораблик блестел как стеклышко.

— Наша депутатская группа решила предъявить Керенскому свои требования и задать ряд вопросов в письменном виде. Мы кое-что набросали, посмотрите. — Свистулев передал Дыбенко несколько листов.

Стали обсуждать и так увлеклись, что не заметили появившихся Жемчужина и Ильина-Женевского.

— Чем заняты, флотоводцы? — громко спросил Жемчужин.

Дыбенко пояснил.

— Здорово! — воскликнул Ильин-Женевский. — Балтийские матросы пишут письмо министру.

— Как запорожские казаки турецкому султану, — добавил Жемчужин и засмеялся. — Наверное, в таком стиле, что опубликовать в «Волне» неудобно будет. Кто главный сочинитель, не иначе Свистулев?

— Коллективный труд, — ответил Свистулев. — Восемь требований и пять вопросов. — И стал читать:

— «Требуем:

1) уравнения пенсий, пособий и субсидий без различия чинов и сословий;

2) отделения церкви от государства и школы от церкви;

3) поддержки пропаганды социалистических идей;

4) немедленного прекращения травли против социалистических вождей — Ленина и др.;

5) повсеместного образования крестьянских, батрацких и рабочих комитетов;

6) широкой пропаганды идей за мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов;

7) немедленной передачи всех помещичьих, церковных, монастырских, кабинетских и удельных земель в распоряжение крестьянских комитетов, выбранных на демократических началах;

8) немедленной посылки делегатов на французский фронт в русские полки для выяснения причин происходящих там недоразумений».

Вот все требования. Теперь вопросы:

«1) Почему вы подписались под нотой Милюкова от 21 апреля?