Команда доктора Уолтера - [22]

— Понял, понял. Я в пятницу поеду с семьей на кладбище, зайдем в церковь, можешь к нам присоединиться.

Стив молчал. Мэри умерла почти сорок лет назад. Он редко о ней вспоминал, но вспоминал всегда хорошо. И однако ходить всей компанией с детьми и внуками на кладбище — Стив считал это дурацким спектаклем, в котором он, не силах отказать Джошуа, иногда участвовал, но в эту пятницу об этом и речи не могло быть. Операция закончится только к вечеру. До кладбища ли ему будет? Эту пятницу они ждали много месяцев. Он — руководитель проекта и вдруг уйдет от своей команды в самый решающий момент! Нет уж…

— Джош, я в эту пятницу не могу.

— Что? Это годовщина маминой смерти. Я уверен, ты забыл. Скажи правду, забыл, забыл? Я знаю, что забыл. Но у тебя же есть я, и я тебе напоминаю. Что может помешать приличному человеку не прийти на могилу своей жены в день ее кончины? Хотя для таких так ты, у которых нет ничего святого, это ерунда. Всегда есть более важные дела. Но хоть имей мужество сказать, что ты вообще забыл…

— Забыл, забыл… ты доволен? Спасибо, что напомнил. Давай туда с тобой в субботу поедем. В пятницу это исключено.

— Это почему?

— Потому что я не могу, у меня на работе важный день. Я директор важнейшего медико-биологического проекта, если ты не забыл…

— В том-то и дело, что для тебя мы всегда были не самым в жизни важным.

— Да, это так. Дальше что? Ты Нику звонил? Езжайте в пятницу, в субботу я один туда съезжу.

— Да никуда ты не поедешь. Ты со своей молодой женой найдешь, как получше время провести. Нику я звонил, он, как и ты, забыл. Он в Доминикане на доске катается. Что ему мамина годовщина. Ладно, черт с вами.

Джошуа картинно повесил трубку, в полной уверенности, что смог испортить отцу настроение. Интересно, он ему позвонил, зная, что отец никуда не пойдет и найдя очередной повод подпитать свое постоянное против него раздражение, или все-таки надеялся, что Стив постоит в толпе молодых родственников у скромного памятника, потом посидит в церкви и может даже придет к ним вечером? Скорее первое. Неприязнь к отцу делала жизнь Джошуа менее скучной. Вражда с братом Ником его развлекала.

Стив вечером все-таки вызвал авторемонтников и теперь машина снова стала рутинным предметом, который вез его на работу. Джошуа добился своего: настроение было совершенно испорчено. Все двадцать минут до работы Стив пролистывал в голове весь первый этап своей жизни, хотя собирался сосредоточиться на работе. И все из-за Джошуа.

Стив родился в семье довольно успешного лондонского адвоката. Их семья имела большой дом в часе езды от центра в Оксшотте. В каком же красивом особняке, окруженном тенистым садом, они тогда жили. У них была конюшня, бассейн, теннисный корт. Стены дома были сложены из, потемневших от времени, красных кирпичей, по которым поднимался густой плющ. Поблизости располагались парки с дорожками для верховой езды и огромное поле для гольфа. В семь лет его отдали в дорогую частную школу, где он жил до 13 лет. Стив помнил, что он не очень расстроился из-за разлуки с родителями, потому что уже лет с трех понимал, что как надо: и папа его и дед учились в этой школе. К дисциплине он приспособился быстро, но уже взрослым понял, что, чтобы в современной Америке не говорили о свободе ребенка и прочих либеральных ценностях, отрицающих принуждение, в той привилегированной школе-пансионе его научили главному — умению работать не покладая рук, не жалея себя, не пытаясь превратить учебу в игру. Потом была еще одна дорогая школа, откуда для таких как он открывалась прямая дорога в Оксфорд. Папа настаивал на юридическом факультете, но тут Стив воспротивился, выбрав биохимию, генетику и молекулярную биотехнологию. Его диссертация на степень магистра была по клеточной регуляции, тогда же и начались первые опыты по молекулярному клонированию.

Женился он на дочери соседей довольно рано, и у них сразу родился Джошуа, а спустя пять лет Ник. В Америку они переехали в начале пятидесятых и докторскую степень Стив защитил в Гарварде. Он погрузился в работу, и перемены в жизни его почти не коснулись. Бостон показался ему хуже Лондона, но тенистый кампус, оборудование лабораторий, профессора из Европы — все было почти такое же, как дома. А вот жена очень тяжело пережила переезд. В Америке ей не нравилось, все раздражало, особенно американский английский в школе, полный отказ жен коллег от шляп, отсутствие светских ритуалов: ни чая с соседками, ни воскресных скачек, ни благотворительных базаров, ни крикета. «Стив, как тут все вульгарно! У людей упрощенные манеры, пошлые шутки… поведение детей непристойно… Стив, давай вернемся домой. Зачем мы сюда приехали? Какими здесь вырастут наши мальчики? Подумай о них». Бедная Мэри. Это жены профессуры Гарварда были вульгарными!? Она сидела в интеллектуальной резервации, не имея ни малейшего представления о том, как живут обычные люди в часе езды от Бостона. Да Мэри собственно и в Лондоне так жила, вернее в Оксшоппе. В Лондон они ездили только в Ковент Гарден на премьеры. Каждый вечер Мэри жаловалась ему на жизнь, но ее мелкие горести казались Стиву несущественными по сравнению с его работой. Он стал заниматься исследованиями рибосомы, работая в группе Ричарда Робертсона. С начала 60-ых биохимические и мутационные процессы рибосомы были примерно ясны, что позволило описать ее функциональные и структурные особенности.