Команда «Братское дерево». Часы с кукушкой - [33]

С рассвета на школьном дворе веселятся и поют. На лицах больше нет застывшего страдания и холодящего душу страха. Не слышно фашистской ругани и угроз, исчезли и баки с бензином.

Над входом в школу развевается пробитое пулями красное знамя, и сердце наполняется ликованием: пришла наконец свобода, вот она, среди нас, обнимает, ласкает!

В дверях появляется учитель, веселый гомон стихает.

— Дорогие товарищи! Дорогие братья и сестры! Сегодня большой и радостный день для всех нас. Мы снова вместе, мы стали еще сплоченней, мы свободны! За одну ночь нам удалось расквитаться с врагом и сорвать его черные замыслы.

Ваши муки и страдания — это и наша боль. Вечная слава тем, кто отдал жизнь за ваше освобождение! И да будут прокляты и уничтожены вражеские прислужники, изменившие своему народу! Нашлись предатели и в нашем селе, вы знаете их: это староста и объездчик. Вот один из них.

На крыльцо вывели объездчика, руки у него были связаны, голова свесилась на грудь.

— Предателя должен судить народ! А староста еще раньше получил по заслугам.

Васе отыскал Коле и шепнул:

— Надо бы и Бузо сюда привести.

— С Бузо мы сами рассчитаемся, — ответил Коле.

* * *

На другой день учитель позвал нас в школу. Собрались, по обыкновению, в своем классе, только теперь его было не узнать: стекла выбиты, стены изрешечены пулями. Пахло порохом, дымом и прелой соломой. В углу свалены сломанные парты. Несколько нам все же удалось вытащить на середину класса. Безмолвно сидели мы, глядя на провалы окон, похожие на пустые глазницы, ждали учителя. Вспоминали обо всем, что было с нами до войны и теперь навеки исчезло. Душа переполнялась каким-то странным, щемящим чувством, каким-то особым волнением.

В коридоре послышались знакомые размеренные шаги. Подойдя к двери, учитель помешкал. Мы знали: сейчас он одернет гимнастерку, оглядит в последний раз сапоги и войдет.

Осунувшийся, побледневший стоит перед нами наш учитель и, заметно волнуясь, говорит:

— Садитесь, дорогие мои. Если не возражаете, устроим перекличку, как положено перед началом урока.

Листок дрожит у него в руках, учитель вызывает, мы встаем и громко отвечаем. Доходим до Митре.

— Митре болен.

Следом идут Калчо и Славчо.

Мы молчим, молчит, глядя куда-то вдаль, и учитель. Потом он говорит:

— Я счастлив, что нам привелось снова встретиться здесь, где два года назад мы расстались. Расстались с книгами, со звонком, суматохой на переменах, чтобы вступить в борьбу за свободу своей родины. Вы честно выполнили свой долг. Благодарю вас за смелость и отвагу. Вы сделали все, что было в ваших силах. И даже больше… — Глаза у учителя затуманились, мы тоже едва сдерживали слезы. — Но война продолжается. Завтра мы снова должны расстаться. Наш отряд уйдет из села, чтобы в другом месте продолжить борьбу.

— А как же мы? — робко спросил Коле.

— Будет лучше, если вы останетесь здесь. Людям еще потребуется ваша помощь.

Мы приуныли.

* * *

На школьном дворе строится отряд, который вот-вот должен выступить. Вдоль колонны торопливо снуют женщины, оделяя бойцов хлебом, носками, опинками, яблоками, цветами. В углу двора построена и наша команда. У каждого на голове пилотка, еще с вечера мы нашили на них красные звездочки. Пилотки приходится поминутно поправлять, чтобы не сползали на уши. Коле повезло больше всех — бойцы подарили ему винтовку, а чтобы приклад не мешал при ходьбе, его немного укоротили.

Но вот из школы выходит учитель и, заметив нас, расплывается в улыбке. Расправив плечи, к нему решительно подходит Коле:

— От имени команды прошу взять нас с собой. Хотим сражаться вместе с вами.

Учитель пристально смотрит на нас и задумчиво произносит:

— Не детское это дело — война. Нам предстоят тяжелые испытания.

— Мы готовы к ним, учитель!

— Ну что ж, будь по-вашему, — усмехается учитель. — Становитесь в строй!

Поднимается суматоха. Теперь и к нам бегут женщины, старики и дети, спеша отдать нам все, что у них осталось. Напутствия, слезы, объятия.

— Счастливого пути, ребята. Берегите себя, возвращайтесь живыми и здоровыми.

В последнюю минуту прибежала Мира, обняла меня и ткнулась губами в щеку:

— До свидания, Йоле! Не сердись на меня и поверь, я никогда не любила Бузо, честное слово. Особенно с того дня, когда поняла, кто он. Возвращайся поскорей!

Влажный кружок, оставшийся на моем лице от Мириных губ, я не стал вытирать.

Когда отряд проходил по селу, мы увидели Митре. Он стоял, тяжело привалившись к воротам, и по его желтым, впалым щекам текли слезы.

— Простите, ребята, не могу я с вами… Напишите, где вас искать, чтоб и я, если поправлюсь… — чуть слышно проговорил Митре и с трудом поднял руку, чтобы помахать нам на прощание.

Уже дом Митре скрылся из виду, а мы все махали и махали.

На дорогу выбежала тетя Анджа и, раскинув руки, заставила нас остановиться. Вся в слезах, она крепко-крепко обняла нас, как будто не желая отпускать, а когда, собравшись с духом, все же отпрянула, с ее дрожащих губ слетело:

— Счастливый путь, родные мои.

Извиваясь змеей, взбирается по утесу колонна партизан. Под нами, как на ладони, лежит село. Блестят на солнце красные крыши домов — ни дать ни взять развернутые знамена. Когда мы перевалили через хребет и перед нами, куда хватал глаз, простерлись горы и долины, Коле достал заветный листок с клятвой команды и приписал: «До конца бороться за свободу».