Колючий подарок - [7]
Шурик читал о героях, стройках и сам хотел поехать то в Сибирь, то по Волго-Дону, посмотреть там все шлюзы, арки, водохранилища, стремился на полюс, в Антарктику…
А тут — вор с липкими руками!
И Шурик позвал:
— Томка, Томка, сюда!
Томка повернула к нему морду. Наконец Шурик догнал собаку и взял её на руки. Томка залаяла и завертелась в руках, стараясь вырваться и ринуться за вором.
— Томка, Томочка, — говорил Шурик, гладя Томку по грязной и мокрой голове. — Не надо, Томочка, не надо. Лапу береги.
Собака лаяла и по-прежнему вертелась в руках. А когда Шурик сильнее прижал её к себе, она попробовала укусить его руку.
Дома мальчик перевязал Томке лапу и устроил собаку в комнате около печки. Когда он посмотрел в её преданные глаза, он не увидел в них признательности. За хороший обед, за ласку Томка, виляя хвостом, всегда благодарила его таким взглядом, от которого у мальчика радостно сжималось сердце.
Несколько дней Шурик держал Томку дома. Вскоре лапа у неё зажила, и Шурик выпустил собаку на улицу. Томка с визгом, весело помахивая хвостом, бросилась бежать и, оглядываясь на Шурика, приглашала его, как всегда, принять участие в этой игре.
Пожелтевшая трава вокруг дома расцвела пёстрыми заплатами: то опали жёлтые, багряные и оранжевые листья с груш и яблонь, с берёз и клёнов.
Голые и тонкие сучья берёз печально свисали к земле. Два-три листка, удержавшиеся на ветках, тревожно трепыхались под стремительными порывами холодного и сырого ветра. И прутики берёз простирались в воздухе, неуверенно и нервно вздрагивая.
Осень наступила.
Томка все чаще забивалась в конуру. Оттуда торчали лишь морда да лапы. Казалось, что собака спала. Но она часто открывала глаза и часто встряхивала ушами: Томка настороже. По-прежнему по утрам на участке Смирновых тявкала маленькая смешная собачонка, по кличке Норка. И сейчас же, услышав её голос, отвечала Томка.
Неожиданно прояснилось небо, куда-то исчезли серые, давившие на землю тяжёлые тучи, точно их разогнали метлой. Выглянуло солнце. Второй день был солнечным. Казалось, что лето вернулось вновь.
Была уже выкопана картошка. В Иванькове, в трёх километрах от посёлка, пустили гидростанцию. Шурик с ребятами бегал смотреть, как её торжественно открывали. Мать купила ему зимнее пальто. И было странно в эти ещё тёплые дни смотреть на толстое сукно, на меховой воротник и верить, что такая тяжёлая вещь скоро понадобится. В школе устроили доклад на тему «Дружба и взаимопомощь».
Как-то Шурик пришёл поздно из кино и стал раздеваться. Он услышал далёкий взвизг Томки. Продолжался он всего несколько мгновений. Мальчик решил, что ему это только показалось, и не вышел из дома.
А утром, когда Шурик направлялся в школу, он увидел, что конура была пуста. Шурик осмотрел, не сходя с террасы, сад. Томки не было.
Тогда он бросился к сараю.
В этом сарае на чердаке, под надёжной охраной замков и запоров, жили голуби. Крыша его одной своей стороной спускалась на соседний участок, заброшенный и бесхозяйственный. С неё можно было проникнуть в голубятню. Голубей там не было. Дверка была сорвана с петель и висела, криво опустившись к земле.
Под голубятней на жёлтой и оранжевой листве лежала Томка. Её белая с чёрными пятнами шерсть в одном месте была окровавлена. Кровь лежала густым слоем и на пёстрых листьях, а на красных листиках груши она была еле-еле заметна. Около Томки валялся кирпич. Другой кирпич лежал на голубятне, про запас.
Шурик наклонился над Томкой и посмотрел ей в глаза. Они ещё, казалось, жили. Он отвернулся и смахнул рукой слезинки.
В углу участка Шурик выкопал глубокую яму и туда положил Томку. Он медленно забросал её землёй, перемешанной с красными листьями, как теперь ему казалось, окровавленными.
Слёзы капали на траву, на землю, на образовавшийся небольшой холмик.
Он знал, что в её гибели больше всего виноват он сам.
На участке Смирновых тявкнула Норка, ожидая, когда ей ответит Томка. Потом подождала минуту — наверное, поводила ушами — и тявкнула ещё раз. И не получила ответа.
Тогда она завыла жалобно и страстно.
Лесник Иван и Братуха
Когда я мальчиком жил в селе на берегу речки Мокряны, в старом Брянском лесу, не помню уж от кого слышал я рассказ о леснике и медведе.
Эта история удивила меня тогда, но потом я забыл о ней: слишком много других и важных событий прошло перед моими глазами. А участником некоторых мне пришлось стать самому.
Я, наверное, совсем забыл бы об этом рассказе, если бы не натолкнулся на свои старые записки.
Лесник Иван жил в избе на маленькой опушке. Как и положено, окна её выходили на свет, на лужок, а тылом она примыкала к тёмному лесу — толстым, поросшим мохом соснам.
Когда сильный ветер качал деревья, старый лесник слышал, как стволы их касались крыши и скрипели. Зимою иногда от этих ударов на крышу падал с веток сосен тяжёлый слежавшийся снег.
Изба выдерживала и натиск сосен, и обвалы снега: она была построена давно и прочно из толстых, чуть ли не аршин в поперечнике брёвен.
От избы лесника Ивана до ближайшей деревни было вёрст десять, а до ближайшего села — около пятнадцати. А другой раз, в плохую погоду или при недомогании, эти вёрсты кажутся вдвое длиннее.
