Колючий мед - [98]

– Кое-что случилось, причем незапланированно. Просто так вышло. – Эрик протянулся через стол, чтобы взять меня за руку, но она была мокрой от холодного пота и выскользнула из его рук.

– Не все у нас шло гладко последнее время, ты ведь в курсе, – продолжал он.

– Ну, говори, в чем дело. Быстрее, не тяни резину! – попросила его я.

– Фрея беременна. Я… от меня… это мой ребенок.

Вокруг все поплыло. Сердце словно одновременно и понеслось в бешеной скачке, и оборвалось. Я уставилась на скатерть, чтобы зал перестал кружиться. Словно под наркозом, я не ощущала ни ног, ни рук – казалось, они мне больше не принадлежали. Внутри медленно зарождался пронзительный звук, его будто мучительно вытягивали из длинного, узкого туннеля. Шли секунды, и звук становился все сильнее. В конце он уже заглушал все вокруг. Я изо всех сил затрясла головой.

– Этого не может быть.

– Но это так. – Эрик снова попытался взять меня за руку. – Будь ей двадцать – другое дело, но ей за сорок, и детей нет. Это последний шанс для нее. Ты знаешь, что вероятность забеременеть естественным путем в этом возрасте – всего два процента? Два процента – понимаешь? Я уже говорил тебе, что вовсе этого не планировал. Мне бы хотелось, чтобы этого не было, но так случилось, и она планирует рожать. Дать честный шанс – самое маленькое, что я могу для нее сделать, ведь так?

Я устремила взгляд на его ногти – изгрызенные, с желтыми от никотина лунками. Открыла рот, но слова застревали в горле. Звон в ушах был единственным доступным мне звуком.

– Но что ты имеешь в виду? – Мой голос исказился. – Ты оставишь меня и уйдешь к ней?

– Да, хочу попробовать. – Эрик медленно кивает. – Понимаю, это странная идея, но, может, не такая и безумная? Хочу сказать: разве не все влюбленности растворяются в буднях? Может, если начать с другого конца, отношения станут понятнее и реалистичнее? Может, это увеличивает шансы на счастливую совместную жизнь, кто его знает?

– Но почему бы ей не родить ребенка, а вам не поделить потом поровну права опеки, когда он подрастет? Ты что, обязан жить с нею только из-за того, что… из-за того, что она.

Я была не в состоянии произнести слово беременна.

– Мне не хочется быть папой, который лишь изредка видится со своим ребенком. – Эрик посмотрел на меня. – Если я стану отцом, ребенок должен расти при мне. Я хочу все время находиться рядом, да и она, между прочим, хороший человек.

– Я не хочу, чтобы она была хорошим человеком! – вскрикнула я.

Девушки за соседним столиком обернулись и, взглянув на меня, начали перешептываться.

– Ведь ты же не хочешь иметь детей! Говоришь, они приближают экологическую катастрофу!

– Но так случилось. – Эрик начал смущенно озираться по сторонам.

– У нас с тобой тоже не все ладится последнее время, сама знаешь. Но ты по-прежнему будешь очень важным человеком в моей жизни. Пожалуйста, попытайся понять.

– Как у тебя язык поворачивается просить меня об этом? Ты в своем уме? Я не хочу быть важным для тебя человеком, когда ты так со мной поступаешь!

Я встала. Ноги тряслись так, что трудно было удержать равновесие. Вся кровь прилила к ним, лишив меня жизненных сил.

– Успокойся, пожалуйста, Эбба. Сядь, мы ведь можем просто поговорить?

– О чем нам говорить? Ты уже определился.

– Мне тоже нелегко.

Он умоляюще смотрел на меня. Глаза блестели от слез.

– У тебя уже есть ребенок. Ты, как никто другой, должна понять меня.

Звон в ушах уже вытеснил его голос, остался лишь пронзительный монотонный рев.

Шум бездны. И в этой бездне, в глубинах собственной головы – я, сжавшаяся в комок.

Скорчившаяся, до смерти испуганная, одинокая фигурка.

* * *

Каким-то непостижимым образом Веронике удалось создать ощущение домашнего уюта на маленьком пространстве вокруг своей кровати. На столе аккуратно разложены карандаши, аппарат для измерения давления и чехол от очков. Кто-то сменил воду в вазе с цветами. На блюдце оставлено недоеденное яблоко. Со стула для посетителей фалдами свисает желтый платок. Сама больная восседает на больничных подушках, волосы причесаны, на губах – блеск. На коленях лежат свежие журналы с кроссвордами. Когда я вхожу, Вероника весело смотрит на меня:

– Вызывает возмущение. Семь букв, первая «с».

– Скандал? – предлагаю я, усаживаясь рядом.

– Спасибо. Одной проблемой меньше. – Наспех записав слово, она тянется за стаканом с водой.

– Вероника, у меня есть для вас небольшая новость, – говорю я. – Или, может быть, большая.

Отложив кроссворд на кровать, она поднимает глаза. Она надела принесенное мной летнее платье, вокруг шеи красиво повязан тонкий сиреневый шарф.

– Вот как?

– Вы и Бу, – неуверенно начинаю я, теребя пуговицы на рубашке.

Вероника замирает, хотя это едва заметно. По моей спине пробегает нервная дрожь. До сих пор я просто предполагала, что новость ее обрадует.

Теперь до меня доходит, что это вовсе не обязательно так.

– Дело в том, что я разыскала его, – сообщаю я. У него была своя мастерская, которой теперь управляет дочь, я разговаривала с ним вчера по телефону. Он хочет приехать навестить вас завтра, сам нашел поезд, прибывающий после обеда. Что скажете?

Свет от окна падает ей на лицо. Губы сжались так плотно, что побелели. Она не произносит ни единого звука.