Колышки - [2]

Шрифт
Интервал

Но чаще всего он думал о том, что ведь правду сказал Андрей, нашел он свою дорогу в жизни. Все чаще посещала Семена мысль: а не вступить ли и ему в колхоз?

В одну из таких бессонных ночей подтолкнул он в бок спящую жену:

- Слушай, жена...

- Чего тебе? - недовольно пробормотала она.

- Слушай, а не записаться ли нам в колхоз?

Жена проснулась окончательно.

- Я ж тебе когда еще говорила: давай куда люди, туда и мы.

В тот же день Семен Петрович подал заявление и два дня спустя привел своего Гнедка на колхозный двор.

- Не попусту мы об заклад бились, - смеясь, встретил Семена на колхозном дворе Андрей. - И трактора пришли на наши поля, и Гнедка отдаешь в мои руки.

- Конь-то молодой у меня, он на колхоз еще десяток лет поработает, смущенно ответил Семен.

III

Минуло три года. За это время Семен Петрович преодолел единоличные привычки и стал настоящим коллективистом. За колхозное добро стоял, как за свое. И про колышки забыл начисто. Не раз его премировали за хорошую работу.

Вслед за тракторами появились в колхозах автомашины, сложные молотилки. В округ прилетел самолет и катал над Кудымкаром ударников. Семен Петрович тоже летал на самолете.

А тут, осенью, к страде пришли в колхоз комбайны. Вот уж до чего умная и хитрая машина!

Бригадир послал Семена и Андрея возить от комбайна зерно в амбар.

Запрягли они лошадей, поставили на телеги ящики для зерна и поехали в поле, где работал комбайн.

На работу комбайна смотрели, стоя на краю поля, колхозники: где он прошел, рожь будто бритвой срезало.

- Да-а, вот это машина! - восхищенно проговорил Семен.

- Жаль, я с тобой про комбайн не поспорил, - усмехнулся Андрей.

- Теперь я с тобой бы и спорить не стал, - лукаво глядя на приятеля, ответил Семен. - Я теперь умный. А ты смотри, как широко берет! Больше четырех метров будет!

- Почти угадал, - сказал один из колхозников. - Четыре и шесть десятых метра.

Семен поворошил отработанную солому.

- Чисто молотит, ни зернышка не оставляет.

В это время Андрей сказал ему:

- Семен, у тебя ящик неровно стоит, подложи-ка что-нибудь. Вон какие-то колышки валяются.

"Колышки", - вспомнил Семен и, отойдя в сторону, стал разгребать землю.

- Что ты тут копаешься? - удивленно спросил Андрей.

- Здесь они. Нашел ведь, - ответил Семен. - Вот они, мои колышки.

- Какие колышки?

И тут Семен рассказал, как он пометил свою землю на всякий случай.

- Вот ведь какие глупые думы у меня были тогда, - сказал он и засмеялся.

Долго смеялись и подшучивали над Семеном колхозники.

Семен промерил шагами ширину своей прежней полоски от колышка до колышка.

- Полоски-то наши с тобой, Андрей, как раз такой ширины были, на какую комбайн берет.

- Это точно. Настоящие огородные грядки.

Комбайн остановился.

- Эй, возчики! - крикнул комбайнер. - Ставьте ящики под зерно!

Семен подъехал к комбайну, подставил ящик прямо под трубу. Широкой струей полилось зерно.

Семен взял пригоршню, просыпал сквозь пальцы, сказал одобрительно:

- Чисто веет.

Когда ехали с поля, Андрей проговорил задумчиво:

- Пять лет всего прошло с тех пор, как мы забросили наши сохи, а то ли еще будет впереди. Я думаю, через пятилетку всю колхозную работу машины выполнять станут.

- Да-а, нашли мы правильную дорогу в жизни, - согласился Семен.


Рекомендуем почитать
Смерть Давыдихи

Журнал «Ангара», №1, 1969 г.


Пропащий день

«…По адресу в повестке Затонов отыскал дом, где помещался суд, и с неприятным, стыдным чувством приблизился к дверям — в судах ему раньше бывать не доводилось. Он ждал увидеть за дверьми что-то необычное, но оказалось, что там обыкновенное учреждение с длинными, не очень опрятными коридорами, где толчется немало народу, хотя сегодня и суббота».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


Джунгарские ворота

«…сейчас был еще август, месяц темных ночей, мы под огненным парусом плыли в самую глубину августовской ночи, и за бортом был Алаколь».


Поэма о фарфоровой чашке

Роман «Поэма о фарфоровой чашке» рассказывает о борьбе молодых директоров фарфорового завода за основательную реконструкцию. Они не находят поддержки в центральном хозяйственном аппарате и у большинства старых рабочих фабрики. В разрешении этого вопроса столкнулись интересы не только людей разных характеров и темпераментов, но и разных классов.


Отец

К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.