Колыма ты моя, Колыма - [2]

– Ты что, Колыма, меня понятиям, что ли, учить будешь?! – нехорошо прищурившись, отозвался рябой.

– И поучу. Не возбухай, Череп. Когда учат добром, не грех поучиться.

Парень еще сильнее сощурился и уже открыл было рот, явно собираясь сказать что-то наглое, но тут Колыма, до того сидевший к нему вполоборота, повернулся и глянул соседу в глаза. Череп осекся на полуслове. В светло-серых, волчьих глазах Колымы не было ни злости, ни угрозы, но все же каким-то шестым чувством молодой блатарь почувствовал – лучше и правда не возбухать. Он, конечно, и здоровее в два раза, и «рексы» рядом, но все равно. С Колей лучше не связываться.

– Пайку берем, – уже совершенно другим голосом сказал Колыма. – Пайка – это святое. А сверх нее нам от ментов ничего не надо. Понял?

Череп кивнул, и Колыма снова отвернулся.

Со стороны этот разговор выглядел бы, наверное, странно. Здоровенный парень с совершенно бандитской рожей спасовал перед невысоким сухопарым мужиком, по виду которого не скажешь, что он очень опасен в драке. Но так показалось бы только тому, кто совершенно не знал колымской жизни.

Николай Степанов, он же Коля Колыма, был правой рукой Бати, смотрящего по краю, и место это он занимал по заслугам – с этим согласны даже его враги. За плечами у Колымы было четыре ходки, все от звонка до звонка, все за воровство, все отмотаны в «отрицалове». Колыма никогда не шел ни на какое сотрудничество с администрацией зон, свято чтил блатные понятия и традиции – в общем, был человеком, на примере которого учили жить молодых блатарей. Что же до физической силы и драк, то все знали, что в прошлом году, когда у Колымы возникли непонятки с Батей, он в одиночку, без оружия справился с Цыганом и Парфеном – двумя лучшими боевиками смотрящего. Одно это говорило о многом, а ведь припомнить таких случаев можно было еще немало. Сам Череп, например, слышал рассказ человека, который своими глазами видел, как Колыма один дрался с тремя кавказцами, которые хотели по беспределу опустить совершенно незнакомого ему зэка. По словам очевидца, Колыма хоть и с разбитой головой и поломанными ребрами, но ушел с места драки на своих ногах. А его противников уносили. И еще одним свойством характера, которое делало Колю Колыму одновременно и верным другом, и очень опасным врагом, было то, что он никогда и ничего не забывал. Ни хорошего, ни плохого. За хорошее всегда благодарил, а плохого не прощал.

Сейчас Колыма внимательно наблюдал за охранниками. Один из них, тот, что сидел дальше от решетки, за последние пять минут уже третий раз сменил позу, лицо второго тоже постепенно становилось каким-то напряженным. А когда спустя еще несколько минут в фургоне почувствовался отчетливый запах, говорящий о том, что у кого-то тут барахлит желудок, на лице Колымы промелькнула довольная усмешка. Если бы кто-нибудь из охранников посмотрел на него в этот момент, у него появился бы хороший повод призадуматься. Но ни тот, ни другой «рекс» сейчас не обращали на зэков никакого внимания. Слишком уж они были заняты своими проблемами.

– Ядрена вошь... – проворчал один из конвоиров. – Консервы нам сегодня, что ли, несвежие дали? Санек, у тебя брюхо не болит?

– Болеть не болит, но в сортир хочется охрененно, – отозвался второй вертухай.

– Ага, вот и мне тоже.

Еще пару минут оба «рекса» сидели молча, все больше и больше ерзая на местах, а потом первый снова не выдержал:

– Санек, давай с прапором свяжемся! Пусть тормознет, а то ведь я прямо здесь обосрусь!

– Не положено, сам ведь знаешь.

– Да фигня! Начальства нет, кто узнает? Сам, что ли, не хочешь?! Тормознем на пять минут, сгоняем до кустов – и дальше поедем.

На лице второго охранника отразилась нешуточная внутренняя борьба, но, прежде чем он успел что-то ответить, двигатель автозака неожиданно чихнул, взревел громче, но захлебнулся, на секунду смолк совсем, а потом заработал, но как-то надрывно, с перебоями. Фургон поехал медленнее.

– Что за хрень? – недоуменно проговорил тот вертухай, которого напарник называл Саньком.

– Сломались, кажись, – почти с радостью в голосе отозвался первый. – Слушай, раз такое дело, точно надо смотаться до кустов. Свяжись с прапором – пусть остановит машину, посмотрит с водилой, что с ней такое. А мы пока в кусты сгоняем.

– Ладно... – Охранник достал из нагрудного кармана рацию. – Но выходить будем по одному. И я первый.

– Да что ты... – начал второй охранник, но Санек жестом заставил того замолчать и заговорил в рацию:

– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться.

– Что такое? – раздался из динамика хриплый недовольный голос.

– Остановите ненадолго машину, нам с Коробовым в кусты очень надо.

– А что у вас там такое? – донесся из динамика рации хриплый голос.

– Желудки прихватило здорово. Наверное, тушенка несвежая утром попалась. Остановите – вы пока посмотрите, что с двигателем случилось.

Старший конвоя некоторое время молчал, а потом отозвался:

– Ладно. Но в кусты бегать быстро, и по очереди. Одних зэков не оставляйте.

Вообще-то и это было нарушением устава. По правилам, конвоир ни на секунду не должен оставаться один с этапируемыми уголовниками. Отошедшего должен подменить старший конвоя. Но, разумеется, в отсутствие начальства вертухаи придерживались уставных правил не очень строго. Как только прапорщик закончил говорить, Санек сунул рацию на место и мгновенно вылетел из фургона.