Колыма - [16]

— Не надо так, Егор!

— Ты выслушай меня, Наташа, радость моя последняя. Выслушай. И пойми, — он взял ее руку. Долго разглядывал хрупкие, слабые пальцы. Словно набирался в них силы для разговора с нею. А может с самим собой. Впервые честно, не кривя ни разумом, ни сердцем.

— Не подарила мне судьба ни одной. Никого до тебя по настоящему не обнял. Ни с одной так не говорил. Не туда меня дорожка повела. Долго я воровал, Наташа. Кенты, деньги. Легко жил. Вашего брата избегал. Семьи, как огня, боялся. Ведь дети сиротами бы росли. Потому свободно жил. Больше одного раза ни с какой не встречался. Боялся привыкнуть, увидеть в ней такое, за что полюбить бы мог. Потому старался меньше говорить, чтоб не завязнуть. Да и кенты не простили бы. С ними разговор короткий. Так годы шли. А потом попался. Ну, понятно, суд, приговор. Лагерь. Там тоже не всегда гладко было. Понятное дело. Добавили. И на Камчатку. По лагерям столько лет прошло. Да здесь… Что жизни осталось?

— Егор, это неважно.

— Все важно. Вернуть бы мне те годы, я в первый же день к тебе бы пришел. Казни или милуй — люблю, да и только. Не могу без тебя! Сам бы так сказал. Да с какою радостью! Но это тогда! Тогда, Наташка! Но не теперь! Ведь через пять лет я буду развалиной. Дряхлым пнем! А я мужик и не смогу, чтоб оказаться слабее тебя и своего решения. Ведь если я почувствую такое, сам себя убью. Но и тогда, и этим я причиню боль тебе! Ты понимаешь это! Ведь выхода нет! Жить и мучиться со стариком! Но ты еще молода. А и хоронить не легче! Ведь меня и тогда будешь вспоминать не песнею недопетой, а злою ошибкой своей! Ну скажи, зачем тебе это? Девочка моя! Не нужно тебе горя! Другой бы, конечно, обрадовался такому подарку судьбы. И, сорвав цветок, не вспомнил бы, что погубил его без времени. Но я так не могу! Жизнь искалечила меня! Взяла все. Я не хочу для тебя своей участи! Тебе еще встретится человек. И ты будешь счастлива с ним. Всю жизнь.

— Но я тебя люблю!

— Береги свои крылья, ласточка моя. Для жизни береги. От горя они слабеют. А тебе сильной нужно быть. У тебя еще будет море счастья! Зачем же летать над догорающим костром? Ведь опаленные крылья долго болят.

— Но мне виднее, Егор!

— Ты видишь сердцем. А оно ни глаз, ни разума не имеет. не могу ответить тебе взаимностью, хотя говорю это против сердца. Оно у меня давно зрячее. Не могу! Для тебя же самой. Ведь каждая новая седина твоя вдвойне мне прибавит боли. Каждая морщина рубцом на сердце моем останется. Проснись, чайка. не тот, кого уготовала тебе судьба. Я не тот, хотя хотел бы им быть.

Наташа плакала.

— Не надо. Успокойся. Я не стою ни одной твоей слезы. Я прах. Через него надо уметь перешагнуть.

— Но я сама пришла к тебе! Я все обдумала, Егор!

Он обнял ее. Прижал к груди голову. Руки его дрожали. Тяжело. Ох как тяжело овладеть собою.

— Прости меня. Прости, что обманул твою сказку. Но ведь, она лишь туман. А его сушит солнце. Разве старый ворон смеет любить лебедя? Он рядом с нею смешон и жалок. Ведь крылья птицы держит ветер, а я — туман. Да и то — высыхающий. Как смогу стать опорой тебе? Как смогу поддержать твои крылья? Ведь любовь не должна умирать. А я? Да и можно ли любить призрак? Ты придумала меня и поверила в это. Ведь и дети иногда любят старух. Но на то они и дети. И любят за пироги и сказки. А жизнь сложнее, моя дорожка уже у обрыва. Скоро конец. Ты прости меня. Я упаду в него один. Один! Кляня себя! И только себя, что не сберег себя для встречи с тобою. Ты украсила мой последний путь. И, сама, того не зная, подарила мне радость. Ведь не просто так уйду из жизни. Любимым был тобою. Пусть недолго, пусть ошибочно, но был! И спасибо тебе за это. Я всегда буду помнить тебя, до самой последней секунды своей. И благодарить судьбу свою неказистую за то, что подарила мне Воямполку. А в ней — тебя! Тебя, моя единственная, моя светлая. Спасибо, что ты пришла. За то, что сказала. И не сердись на меня. Ведь старикам, как и детям, нужны сказки и добрые слова. Ты моя первая и последняя. Уходя, я пожелаю тебе счастья. Большого. Какое ты мне подарила, какое сама сможешь воспринять. Спасибо, что прошлого моего не испугалась, не погнушалась им.

— Не надо об этом, Егор.

— Конечно, не надо. Оно ушло. А с ним и моя жизнь. Ты не обижайся. Я уеду и ты забудешь меня. А для меня ты останешься навсегда. И всюду будешь со мною. Ведь и над старым морем летают молодые чайки.

— И они всегда вместе. И не разлучаются, — глянула Наталья на Егора умоляюще.

— Да, они всегда вместе и порознь. У каждого своя жизнь. Они не сливаются. Как огонь со снегом, — погладил он ее по щеке, вытер слезу шершавой ладонью.

— Прости меня, Егор. За все прости.

— За что прощать? Ты знаешь, солнце все согревает. Даже могилы. И на них от этого растут цветы. Радость из горя! Жизнь из тлена! Вот так и ты для меня, моя хорошая, добрая. Не сердись. Ты знаешь, как ни много солнца — усопшего и оно не поднимет, не оживит. Для ушедшего тепло — не жизнь. Живи моею радостью и печалью моей. Будь чайкой, но счастливой. И, на горе мое — без меня.

Егор разжал руки. Тихо отошел к окну. Еле слышно всхлипнула дверь.