Колыбель в клюве аиста - [33]
Происшедшее у карьера Али мог и не рассказывать, ― отец и дядя, да и многие другие знали о том в подробностях из уст Халичи, ныне Халичи-апы. Та видела, как четверо мужчин бежали по бровке карьера, как, обежав карьер, скатились вниз, наперерез молле. Халича, услышав возбужденные голоса, остановилась, прошептав "о, алла", двинулась к карьеру. Прячась в сумерках за кустиком чия, она и увидела моллу в окружении четырех мужчин...
― Как молился Гарип-молла! ― покачал головой Али, вытирая огромным платком пот со лба, не догадываясь о третьем слушателе, обо мне, не догадываясь о том, что слышанное от разных людей о происшествии на глиняном карьере в моей голове преображалось в видение…
Глиняный карьер на окраине села... Я увидел пятерых мужчин. Один из них с бородой, тот, что ближе ко мне, стоявший спиной к обрывистому уступу карьера, ― Гарип-молла. Напротив, и тоже с бородой ― Али, слева от Али ― Шамсутдин, за Шамсутдином, рядом с моллой ― Кары, справа от Али, вплотную к молле ― Султан. Султан в красной праздничной косоворотке до колен, опоясанный по-русски шнурком с махровым кончиком, в картузе, брюках в полоску, заправленных в хромовые голенища ― в пасхальной, на манер русских парней, одежде, не вязавшейся с его азиатским обликом. Рядом, сбившись в кучу, стояли овцы.
― Что взволновало вас, люди? ~ в голосе Гарипа-моллы прозвучала строгость и неприятное высокомерие.
― Что? ― промямлил Султан, который, видимо, не ожидал такой смелости моллы. Он кивнул на Али. ― Он скажет тебе.
― Хотелось спросить, дамолла, ― Али выступил вперед. Говорил он, с трудом сдерживая себя. ― Растолкуй темным. Вот ты часто говоришь о настоящих мусульманах ― кто они, настоящие?
― Мусульманин? ~ молла побледнел, явно догадываясь о подвохе. ― Хорошо, слушайте! Настоящий не станет тыкать молле, не спросит о вещах очевидных, не будет совершать поступков, не угодных Корану.
― Неугодных? А угодно что, просветите, молла, темных, ― уж как будем благодарны, ― сыронизировал, перейдя нарочно на вы, Али.
― Что?! ― взбеленился молла. ― А вот! Чтобы не шляться в такой дурацкой одежде! ― молла ткнул в грудь Султана. ― Не пить! Быть верным слову! ― молла перевел взгляд на Али. Тот растерялся ― это придало моле уверенность. ― Дорогу! Некогда трепать языками! А вам, ― на лице моллы промелькнула злорадная усмешка, ― вам, дорогой, надо поспешить на лужок за вашей... извините, за моей конягой ― как-то она там? Не отощала ли на болотной травке?
Он решительно шагнул ― дружки невольно расступились. Молла гордо выбрался вперед и, погоняя овец, стал выбираться из карьера. Не успел. Али нагнал его, преградил дорогу. Глаза Али блестели так, что ни у кого не было двух мнений насчет намерений его.
― Подожди! ― бросил он, задыхаясь в ярости. ― Втолкуй нам, темным, отчего тебе везет? Не оттого ли, что ты настоящий, а мы, ― Али рукой показал на дружков, ― он... он... что мы иного сорта? Не оттого ли, что ты перед игрой усердно молился, мы ― нет?!
― Да какой он молла! ― подлил масла в огонь Шамсутдин, ― у него одна и та же молитва и за здравие и за упокой!
― Да и молитва ли? ― раздул пламя Кары. ― Что-то не то, люди. Пусть расскажет, что вытворял с картами.
― Выкладывай...
― Опутал!
― Околпачил!
― Не молла он ― колдун!
― Прочь! Прочь! Шакалы! ― закричал, размахивая палкой, Гарип. И в тот же миг снарядом взмыл Али, он ударил головой в подбородок ― Гарип отскочил в сторону, закрыл лицо руками, но быстро нашелся, бросился на обидчиков, нанося удары палкой. Одолеть моллу оказалось непросто. Он отталкивал от себя, суматошно и больно бил ногой, головой. Один из ударов пришелся по животу Султану ― тот согнулся, и когда боль прошла, полез в голенище сапога. В руках его в наступающих сумерках блеснул нож.
― Под бок свинье! Под бок! ― завопил Али и тоже закопался в голенище сапог.
Султан вдруг заколебался... и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Гарип. Увидев в руках Султана нож, он пришел в неописуемую ярость. С диким проклятием он обрушился на Султана, подмял под себя, жесткие пальцы норовили вот-вот вцепиться в горло поверженного. Через секунду-другую уже Гарип лежал внизу под Султаном, Али, Шамсутдином. Кары взял в клещи ноги моллы. Шумы, глухие удары длились недолго...
Поднялись на ноги Али, Кары и Шамсутдин. Последним с ножом вскочил Султан. Гарип продолжал лежать на земле. Некоторое время дружки стояли оцепенев. Не утерпел Шамсутдин, потрогал за плечо лежавшего, тихо воскликнул:
― О, аллах! Да он на небесах!
― Не я! Ей-богу, не я! ― почти одновременно с Шамсутдином пролепетал отрезвевший мигом Султан.
― От ножа испустил дух ― под ребра вошло лезвие, ― выдавил снова Султан. И не успел закончить фразу, как сбоку резануло короткое:
― А кто же тогда? ― то Али вытянул свою длинную шею.
― Не я... Разве я один с ножом?
― У кого еще? У тебя ― и только...
― Не я.
― Все видели.
И вдруг Султан бросился бежать прочь от карьера. Я представляю сумасшедший бег Султана, вижу, как едва он не сталкивается с обезумевшей от страха Халичой.
― Все видели у него нож? ― спрашивает у оставшихся Али. В сгустившихся сумерках лиц не видно.
Книга дает возможность ощутить художественный образ средневекового Мавераннарха (середина XV в.); вместе с тем это — своеобразное авторское видение молодых лет создателя империи Тимуридов, полных напряженной борьбы за власть, а подчас просто за выживание — о Тимуре сыне Торгая, известного в мировой истории великого государственного деятеля и полководца эмира Тимура — Тамерлана.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.