Кольт полковника Резерфорда - [10]
Луис, любивший Сьюзен не менее страстно и искренне, чем она его, все чаще впадал в отчаяние, не видя выхода из этого заколдованного круга. Что, в конце концов, он мог предпринять? Она запретила ему вступать в открытое противоборство с полковником, и Луис был не в силах пойти ей наперекор. Мысль о том, чтобы убрать полковника с дороги путем какой-нибудь хитрой комбинации, не раз приходила ему в голову, как и мысль о банальном убийстве. Однако он был недостаточно ловок и подл для реализации первого варианта и не обладал хладнокровной жестокостью, необходимой для осуществления второго. В свою очередь Сьюзен понимала, что, если она так и не решится разорвать постылые брачные узы, ей надо будет отказаться от Луиса. К последнему ее побуждала и мучительная боль, которая читалась на лице ее возлюбленного при каждом свидании, но у нее не хватало духу отказаться от того единственного, что привносило радость и утешение в ее тоскливый застенок. Она неоднократно говорила Луису, что им нужно расстаться, но уступала его мольбам и отказывалась от своего намерения. Разумеется, продолжать в том же духе, вновь и вновь откладывая окончательное решение вопроса, было безрассудством, но настоящая любовь, как известно, плохо дружит со здравым смыслом.
Когда полковник в очередной раз покидал столицу, Луис, дождавшись одиннадцати часов вечера, взбирался на каменную ограду усадьбы с ее западной стороны. Со стены он дотягивался до нижней ветви громадного дерева и по ней перелезал на навес, покрывавший часть двора между оградой и домом. С противоположного края навеса он в прыжке доставал до мощных виноградных лоз, которыми была увита желтая стена дома, и по ним поднимался к окну спальни Сьюзен. Поскольку она всегда запирала на ночь дверь своей комнаты (кроме тех случаев, когда полковник загодя уведомлял ее о своем намерении посетить супружеское ложе), они с Луисом могли не опасаться, что до утра их потревожит кто-нибудь из прислуги. На рассвете любовник отправлялся в обратный путь, который осложняло то обстоятельство, что ветви дерева непосредственно под окном были слишком тонки и не выдержали бы его веса. Поэтому Луису приходилось спускаться по лозам до самой земли и пробираться к ограде через густой кустарник. Наибольшую опасность представлял участок двора между домом и зарослями, поскольку здесь надо было незаметно проскользнуть мимо черного хода, имея в качестве прикрытия лишь молодую пальму, совсем недавно посаженную рядом с крыльцом. Лестница, начинавшаяся сразу за дверью черного хода, вела на второй этаж, где в глубине коридора находилась комната экономки Марианы. Зачастую дверь была распахнута, ибо эта особа, страдая бессонницей, имела обыкновение среди ночи совершать моцион и по возвращении не всегда давала себе труд ее притворить. Дело, правда, облегчалось тем, что неизменный распорядок дня экономки включал принятие ванны в период между половиной шестого и шестью часами утра, и Луис подгадывал свой уход под эти водные процедуры...
Дверь номера 322 шумно распахнулась, прервав течение его мыслей, и в комнату вошла Рита. Джимми не сразу удалось сфокусировать на ней взгляд – так он был поглощен своей историей. Покоившийся на его груди кольт был тяжелым и теплым, как брикет полурастаявшего сливочного масла. Рита швырнула ключ на стол, опустилась в кресло и приступила к процедуре снятия обуви. По осторожной сосредоточенности ее движений Джимми сразу определил, что его напарница сильно пьяна.
– Каково оттянулась? – спросил он.
Рита издала звук, отдаленно похожий на саркастическое хмыканье:
– Лучше не бывает! «Брэндивайнз»... это типа масленичного карнавала.
– Я сделал «беретту», – сказал Джимми.
Она подняла голову:
– В свою цену?
– Со скидкой на оплату налом. Десять процентов.
– Он заплатил налом? Без дураков?
– И до кучи прикупил футляр – тот, с бархатной подкладкой. Кроме того, я закинул удочку насчет кольта.
– Это как?
– Взял у Боба Очада лэптоп и связался по электронке с профессором в Пулмене – тем самым, что купил у нас винтовку из Уэйко[4]. Я написал, что располагаю личным оружием Боба Чэмпиона, и парень прямо загорелся. Хочет встретиться с нами в Норт-Бенде. – Джимми отложил кольт в сторону. – Пора бы нам завести свой лэптоп. Надоело всякий раз клянчить его у Боба.
Рита совладала с правым ботинком, который отлетел к кровати, а вынутый из него охотничий нож лег на стол рядом с ключом, после чего настала очередь левого.
– Да ты и впрямь ловкий бледнолицый торгаш, Джимми! Я должна научиться тебе доверять.
– Ты все время так говоришь, – заметил Джимми, – и по большей части впустую.
Она рассмеялась, и это был первый искренний смех, который Джимми услышал от нее за многие дни.
– Ну, дела! – сказала Рита. – Не успела я напиться, чтобы утопить печали, как пришла пора пить за успех.
Он кивком указал на туалетный столик:
– В правом верхнем ящике.
Все еще в одном ботинке, она шагнула к столику, извлекла на свет пинту «Блэк Джека», после чего исчезла в ванной и появилась спустя несколько секунд со стаканчиком для полосканья рта, до половины налитым виски. Привалившись к дверному косяку, она сделала добрый глоток.
Впервые на русском – один из главных романов американского магического реалиста Люциуса Шепарда, автора уже знакомых российскому читателю «Валентинки» и «Кольта полковника Резерфорда», «Мушки» и «Заката Луизианы».Нью-йоркский художник Дэвид Минголла угодил под армейский призыв и отправился в Латинскую Америку нести на штыках демократию. Джунгли оборачиваются для него борхесовским садом расходящихся тропок, ареной ментального противостояния, где роковые красавицы имеют серьезные виды па твой мозг и другие органы, мысль может убивать, а накачанные наркотиками экстрасенсы с обеих сторон пытаются влиять на ход боевых действий.
Чудесная религия – вуду. Демократичная и политкорректная по самое некуда. Удивительный культ, в котором каждый может почувствовать себя богом. Или, по меньшей мере, скакуном, коего оседлало божество. Нечто подобное случилось и с полицейским Биллом Дембси, несколькими месяцами ранее случайно застрелившим уличного торговца-латиноса. Мушка, крохотный дефект в стекловидном теле глаза, появившаяся вскоре после трагического случая, заставляет Билла видеть странные, фантасмагорические, невозможные вещи. Что это – месть родственников и друзей убитого, проклятие вуду? Или наоборот – редкое везение, неожиданная удача? Ученый по этому поводу затеял бы целое исследование, зарылся в древние фолианты, детектив же начинает частное расследование.
Впервые на русском – знаменитый шедевр прославленного Люциуса Шепарда, поднявший вампирскую тему на недосягаемую прежде высоту!Время действия – вторая половина XIX века.Место действия – замок Банат высоко в Карпатских горах, исполинский плод фантазии безумного архитектора.Раз в пятьсот лет в Банат съезжается Семья. Вампиры со всей Европы готовятся обсудить стратегические планы на будущее и поучаствовать в церемонии Сцеживания: отведать самой сладкой, самой хмельной – золотой крови.Но накануне церемонии замок облетает немыслимая весть: Золотистая девушка, результат многовекового труда лучших вампиров-селекционеров, – злодейски убита! Единолично выпита до дна неведомым преступником!Найти его Патриарх Семьи поручает вампиру-новичку Мишелю Бехайму, префекту парижской полиции.
Его зовут Джон Дантцлер, и он из Бостона. Но сейчас он на войне, в Сальвадоре. Воюет, как все — убивает «латиносов», принимает стимуляторы, выжигает целые деревни, и… и сходит с ума.А кто может на этой войне остаться в здравом рассудке?© ceh.
Одним из древнейших и главных мотивов, управляющих людьми, является месть. В следующем стремительно разворачивающемся рассказе вы узнаете, как она привела покрытого боевыми шрамами воителя к краю Умирающей Земли… А заодно подтолкнула к краю и саму Умирающую Землю!
В галлюцинаторно-эротическом триллере «Валентинка» выдающегося американского магического реалистаЛюциуса Шепарда журналист-стрингер оказывается отрезанным от цивилизации таинственным тайфуном во флоридском городке и встречает там свою прежнюю любовь. Пытаясь разобраться в своих чувствах, они становятся свидетелями очень странных событий…
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.