Колпак с бубенцами, или же Зависть. Гиперион. Падение Гипериона - [3]
Забудь и помышлять о знаках Зодиака.
XXXIV
Венеру кличешь -- отверзай мошну:
Корыстны, сударь, некие светила!
Но, entre nous, приверженность к вину
Хозяина изрядно разорила".
Эбен изрек: "Потише! За перила
Держась, гадатель вниз ползет, как рак!
Багровее не видывали рыла!
Гляди, обулся лишь в один башмак!"
"О да, -- шепнул швейцар, -- на это он мастак".
XXXV
Да, собственной блистательной персоной
По лестнице спускался звездочет,
Поникший и подобный мухе сонной,
И выступавший задом наперед.
Он каждую ступеньку в свой черед
Нащупывал ногой... "Мою дворнягу
Хоть кто-нибудь с дороги уберет? --
Он бормотал: -- Ведь раздавлю беднягу..."
"Давно, -- сказал швейцар, -- ваш песик задал тягу".
XXXVI
Воспрянул Плудт: "А вот и царский паж!
Про твой визит рекла моя наука.
Рычит во гневе повелитель ваш,
Промешкаешь -- отведаешь бамбука!
Скорее в путь, и более -- ни звука.
Спешим!.." И вот астролог и арап,
Подобно стрелам, пущенным из лука,
Примчали к царской спальне. В оной раб
Учуял некий шум, напоминавший храп.
XXXVII
Шепнул Эбен: "Какая же таблица
Вещала -- мол, царя объемлет ярь?"
Шепнул гадатель: "Да! Владыке снится,
Что он тебя, ехиднейшая тварь,
Терзает, как разгневанный дикарь".
"Срамлю тебя, -- сказал Эбен, -- сполна я!
Шумит игрушка, созданная встарь --
Богатая игрушка, заводная:
Урчит бенгальский тигр, британца уминая".
XXXVIII
Эбен толкнул гадателя: "За мной!"
Они в покой вступили тише теней
И, хоть сидел властитель к ним спиной,
Не позабыли преклонить коленей
И пали ниц, ничтожнейших смиренней:
Не столь Эбен боялся пауков,
Не столь Эбен страшился привидений,
Сколь кесаря, когда, уйдя в альков,
С игрушки заводной тот свесть не мог зрачков.
XXXIX
Не смея покоситься друг на друга,
Вещун и раб лобзали так и сяк
Ковер заморский, бывший краше луга --
Там выткан был цветок любой и злак,
И мягкий ворс являл предивный зрак...
Игрушка заводная замолкала.
Царь Эльфинан десницу сжал в кулак
И, повелитель старого закала,
Чернильницу разбил, и три больших бокала.
XL
Царь обернулся: "Жалко, недосуг --
И краткой будет речь моя, и кроткой!
Глухонемых заставил бы я слуг
Твоей, Эбен, заняться обработкой --
О, как любой из них владеет плеткой!
Проваливай! А ты, халдейский маг,
Восстань! Желаешь подкрепиться водкой?
А может быть, в шампанском -- вящий смак?
Иль херес предпочтешь? А хочешь -- пей коньяк".
XLI
"Властитель правоверных! -- рек астролог: --
Владетель дивных пьянственных хором!
И выбор прост, и разговор недолог:
Я предпочту ямайский старый ром".
"Залейся, -- царь изрек, -- таким добром!"
И молвил Плудт: "О, с радостью великой!
Но -- каюсь: в этикете слаб и хром --
Нельзя ли сдобрить оный ром толикой
Creme de citron -- дабы не сделаться заикой?"
XLII
"Я пью твое здоровье, Плудт! И пью
За Берту!" -- "Берту? -- рек астролог: -- Браво!
Но столько Берт!" И царь вздохнул: "Мою
Алмазом чту, а прочие -- оправа".
"Но ведь любая, -- Плудт икнул, -- держава
Бесчисленными Бертами кишит!
Я знаю Берту Ватсон -- ух, отрава!
И Берту Пэйдж -- наперсницу Харит;
И помню Берту Нокс, и видел Берту Смит...
XLIII
О Берте, вам любезной, больше вдвое
Гадатель должен выведать сперва:
Прозвание скажите родовое".
И царь ответил: "Перл! Моя глава
Пред Бертой Перл склоняется! Молва
Идет о Берте всюду! Есть ли чище
И краше перлы? Тут мои слова
Окажутся бессильны, блеклы, нищи...
Да! -- в Кентербери, Плудт, ищи ее жилище".
XLIV
"Ба! -- крикнул маг: -- Она!.. Давным-давно
Покинул я дитя под чуждым кровом --
Дитя, что было в полночь рождено,
В индийских дебрях, где с тигровым ревом
Сливались вопли матери... В суровом
Родиться Берте выпало краю --
Здесь горе вдовам, и лафа коровам!
Я крошку ясноглазую сию
Похитил -- и потом подкинул, признаю".
XLV
"Не знаю, -- рек монарх, -- гадать не стану,
Правдивый ты рассказчик, или враль.
Допей бокал, ступай сюда, к дивану!
Сочти мой пульс, восчуй мою печаль!
И, если ты ученый, а не шваль,
То госпожу в мои доставь чертоги!"
И молвил Плудт: "Я в жизни лгал едва ль!
Я вправду тать милейшей недотроги!
Я истину вещал, а вы чрезмерно строги".
XLVI
"Орудуй, Плудт! Иначе головой
Ответишь, ибо скипетром расквашу
Башку!" -- "О царь, неужто булавой
Послужит скипетр? Боже, что за кашу
Я заварил!.." Но император чашу
Горчайшую испить успел до дна,
И был готов к любому ералашу.
И маг вздохнул: "Где-где живет она?..
Дозвольте ром залить стаканчиком вина!"
XLVII
И длань простер к фламандскому фужеру
(Владел им прежде адмирал де Витт),
Кларетом налил -- но не всклянь, а в меру, --
И осушив, обрел довольный вид,
И, точно из пучины всплывший кит,
Вздохнул -- и ровно через пол-минуты
Напитком тем же был фужер налит
И выпит. Маг хихикнул: "Фу ты-ну ты!
Вы щедры, государь, хоть речи ваши круты!
XLVIII
-- Не плачьте, князь! -- он крикнул, и сосуд
Наполнил вновь: -- Не плачь, продолжим пьянку!
Ужасен пульс твой, но тебя спасут!"
Ответил царь: "Присядь на оттоманку!
Рассвет забрезжил -- мыслю, спозаранку
Орать негоже. Ты бы чем-нибудь
Закусывал, дружок... Возьми-ка склянку
С водою розовой, и хоть чуть-чуть
Чело мне освежи, и страждущую грудь!
XLIX
-- Кроханна! Тьфу!" -- завыл он. "Лишь о Берте, --
Ответил маг, -- раздумывай, дурак!
Поверь... Ох, государь, винюсь! Поверьте:
Удавкой вам вовек не станет брак!
Оригинальная трактовка древнегреческого мифа, созданная английским поэтом-романтиком в 1818 г.Спящий Эндимион увидел во сне прекрасную богиню Луны Диану и полюбил свою грезу. С этого момента он обречен на поиски небесной красоты-истины. Следуя концепции возвышающей любви, поэт ведет своего героя к постижению идеала через очищение милосердием и состраданием. Эндимион с готовностью приходит на помощь оказавшимся в беде: заступается перед Дианой за разлученных ею Алфея и Аретузу, возвращает юность и свободу Главку и воскрешает его возлюбленную Сциллу, погубленную чарами коварной Цирцеи, а также целый сонм влюбленных, нашедших свой конец в бездонных глубинах океана.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Изначально задуманные как огромные поэтические работы, «Гиперион», «Падение Гипериона» и «Колпак с бубенцами» оказались последними, незавершенными эпическими произведениями Джона Китса (1795–1821) и остаются среди его малых поэм, к числу которых относится и «Ламия», опубликованная в 1820 году.Поэма «Колпак с бубенцами» на русский язык переведена впервые.
Новые переводы неувядающей романтической поэзии начала XIX века. В сборник включены два стихотворения поэтов «Озерной школы»; поэзия младшего поколения романтиков представлена более обширно.В дизайне обложки использована иллюстрация Уильяма Блейка к поэме-диптиху Мильтона «L`Allegro» и «Il Penseroso» (1816–1820).
Джон Ките (1795–1821) — великий английский поэт эпохи романтизма, один из самых тонких и проникновенных лириков. Прославление жизни во всей ее чувственной красоте, противопоставление идеалов гармонии, чистоты, прекрасного миру буржуазного практицизма и ханжества — основные темы его поэзии. В сборник вошли все наиболее значительные стихотворения Китса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.