Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году - [4]

Большинство историков традиционно соглашалось, что гитлеровская ненасытная жажда завоеваний, питаемая мечтой о немецкой гегемонии в Европе, поощрялась тем поколением политических лидеров Запада, чьи воспоминания о прошлой ужасной войне вкупе с нечистой совестью и чувством вины сделали их склонными реагировать на немецкие амбиции губительной политикой умиротворения. Подобно никем не одергиваемому школьному хулигану, Гитлер истолковывал эту политику умиротворения как слабость и потому усиливал свое стремление к общеевропейскому господству. Кризисы 30-х годов, вкупе с крахом надежд Запада и неудержимыми немецкими успехами, привели в итоге к вспыхнувшей в сентябре 1939 года войне. За два года эта война охватила всю Европу, а летом 1941 года немецкие армии двинулись вглубь Советского Союза.

Вопрос о том, на ком лежит вина за развязывание войны, не был после Второй мировой таким спорным, как вопрос о вине за Первую мировую войну. Посредством скрупулезно организованного Нюрнбергского процесса победоносные союзники впрямую возложили ответственность за развязывание «агрессивной войны» на Гитлера и его режим. Эта ответственность охватывала всю войну с августа 1939 года и множества незаконных действий Германии, совершенных в течении 30-х годов. И наконец, союзники документировали обвинения и деяния Гитлера ссылкой на сказанное и написанное им же самим.

Историки давно признали пассивное соучастие лидеров Запада в продвижении Гитлера к войне и ту коварную и циничную, роль какую зачастую играл в этой драме Советский Союз, когда пытался достичь компромисса со своим идеологическим антиподом. Таким образом, большинство западных историков, начиная с Уильяма Л. Лэнджера и С. Эверетта Глисона, признавали, что в августе 1939 года Сталин выдал Гитлеру карт-бланш, вступив с ним в переговоры и подписав пакт Молотова-Риббентропа. Хотя эти историки часто расходились в оценках того, почему Сталин так поступил, они тем не менее всегда подчеркивали циничный и деструктивный характер этого пакта. За почти пять десятилетий после окончания войны советские власти и историки сами ничего не сделали для своего имиджа, отрицая, что они подписывали с Гитлером секретный протокол к этому пакту, делящий Восточную Европу между Германией и Советским Союзом[2]. Горбачевская перестройка 80-х наконец покончила с этой чушью и привела советскую историографию по данному вопросу в один ряд с западными взглядами.

Однако если смотреть в корень, то те же историки, рассматривая последующую войну сквозь призму ее ужасных последствий, единодушно винили в ней Гитлера. С их точки зрения, череда последовательных агрессивных актов Германии, от вторжения в Польшу и нападения на Советский Союз до объявления войны Соединенным Штатам, как и дальнейшие ужасы — все это было исключительно следствием необузданного и беспринципного честолюбия Гитлера. Мировая общественность чувствовала себя весьма комфортно при таком суждении, когда послевоенные поколения пытались истолковать и искоренить причины той страшной бойни, служа модному новому и длительному миру.

В 1990-е годы эта комфортная уверенность былых лет была сильно потрясена изданием небольшого томика, бросавшего вызов общепринятым историческим суждениям относительно виновников войны. Более того, этот новый томик угрожал сделать вопрос о вине за Вторую мировую войну столь же дискуссионным и потенциально вредоносным, как и вопрос об определении вины за Первую мировую. Короче говоря, данная книжка повторяла аргументы гитлеровского министра пропаганды Йозефа Геббельса о том, что, вторгшись в Советский Союз, Германия лишь начала превентивную войну.

Более того, постулировала эта книжка, планируя летом 1941 года упредительное нападение на Германию, Сталин разделил с Гитлером вину за последующую войну между Германией и Советским Союзом. Фактически данная книга впрямую бросала вызов законности и выводам всего Нюрнбергского процесса, возлагая почти всю вину за войну на Сталина — который, по ее утверждению, лишь ловко манипулировал Гитлером. Выражаясь дипломатическим языком, она утверждала, что пакт Молотова-Риббентропа предоставил Сталину «свободу рук», которой Сталин воспользовался для планирования своей агрессии против Германии — и, расширительно, против всего Запада.

Эти аргументы идут вразрез с фактами. Даже если Сталина и можно обвинить в манипулировании, это ни в коей мере не давало ему свободу рук летом 1941 года. Летом 1939 года Сталин находился практически в состоянии войны с Японией на монголо-маньчжурской границе, а Германия с Японией являлись союзниками по Антикоминтерновскому пакту. Немецкий посол в Москве граф Фридрих Вернер фон Шуленбург уведомил 15 августа В. М. Молотова, что Германия постарается повлиять на политику Японии в плане улучшения отношений с СССР — де-факто это было равнозначно признанию, что Германия не намерена поддерживать Японию. Хотя Сталин и приобрел сферу влияния в Восточной Европе и свободу рук на Дальнем Востоке, эта «свобода рук» оказалась весьма незначительной и целиком зависела от дальнейших действий Германии в Европе.