Колосс Маруссийский - [46]
Варить их живьем — вот что хочет Жарь-Наяривай. Это варварство, мадам, но ничего не попишешь. Нет больше ни цветников, ни стен. Король Агамемнон просит: «Верни нам эту землю, сын!» И сын возвращает ее. Он возвращает ее, негромко наигрывая на трубе. Он возвращает золототысячник и желтый сассафрас, он возвращает золотых петухов и спаниелей, рыжих, как тигры. Больше никакой миссионерской культуризации, никакой Пэмми Памондас. Мог быть Ганнибал на Миссисипи, мог быть Карфаген в Иллинойсе. Могла быть низкая луна, могла быть похоронизация. Больше ничего быть не могло, потому что я еще не придумал, как это назвать.
Мадам, я сыграю так, что вас страх придавит и заставит уползать, как змею. Я возьму ноту визжащей жирной крысы и отправлю вас в лучший мир. Слышите, как барабан играет и труба? Слышите этот стон, пробирающий до печенок? Это дыхание Буги-Вуги. Это шипение миссионера на вертеле. Слышите этот вопль, пронзительный и высокий? Это Минни-попрошайка вопит[67]. Она коротенькая и толстенькая, на вершок от земли. Джем-сейшн сегодня, джем-сейшн завтра. Всем становится свободно и легко. Больше никто не подыхает в тоске. Потому что над землею, радостной, как прежде, поет труба. Играй так, чтобы поднялся ветер! Играй так, чтобы пыль в глаза! Чтобы жарило и сушило, чтобы выгорало и сохло! Сметай стены, сметай цветники. Буги-вуги вернулся. Буги-вуги начинает: бинк-бинк. Бинк — яд, бинк — поджог. У него нет ног, у него нет рук. Буги-вуги идет по земле. Буги-вуги вопит. Вопит Буги-вуги. Вопит и вопит, вопит, вопит. Ни стен, ни деревьев, ничего не осталось. Типсст-тапсст и тапсст-типсст. Крысы идут. Три крысы, четыре, десяток. На всех парах паровоз — чух-чух. Крик петуха, вопль крысы. Солнце в небе, жжет дорожная пыль. Деревья дрожат, листья смыкают створки. Ни ползет на карачках, ни катится колесом. Творит простоту, только и всего. Он идет по дороге, у коленей банджо. Барабанит ладонями, пальцами — подушечками и кончиками ногтей. Подушечками — таппаханна, ногтями — раппаханна. Кровь на его пальцах и на волосах. Он вязнет в трясине, и все, кто идет с ним, и колени их тоже ободраны в кровь.
Луис снова на этой земле, на его шее подкова. Он готовится заиграть ноту жирной крысы в капкане, которая уничтожит серость и тоску яростным Торквемадой. Зачем это нужно ему? Затем, что это доставляет ему радость. Все войны и цивилизации никому не принесли ничего хорошего. Повсюду лишь кровь и люди, молящиеся о мире.
В гробнице, где его похоронили живым, лежит отец его Агамемнон. Агамемнон был сияющим богоподобным человеком, даже богом. Он родил двоих сыновей, чьи пути далеко разошлись. Один сеял страдания в мире, другой сеял радость.
Мадам, сейчас я думаю о вас, о том ядовито-сладком смраде прошлого, который от вас исходит. Вы — мадам Ностальгия, гниющая на кладбище вывернутых наизнанку грез. Вы — привидение в черном атласном платье, которое отказывается умирать естественной смертью. Вы — дешевый бумажный цветок слабой и никчемной женственности. Я отвергаю вас, вашу страну, ваши стены, ваши сады, ваш умеренный, отстиранный вручную климат. Я вызываю злых духов джунглей, чтобы они убили вас во сне. Я обращаю к вам золотую трубу, чтобы ее звук не дал вам покоя в миг последней агонии. Вы — белок тухлого яйца. Вы — вонь.
Мадам, перед каждым есть две дороги: одна ведет назад, к уюту и безопасности смерти, другая — в никуда. Вы предпочли бы вернуться к вашим пышным надгробиям и привычным кладбищенским стенам. Так возвращайтесь, погрузитесь в бездонную бездну аннигиляции. Возвращайтесь в ту проклятую апатию, которая позволяет идиотов сажать на престол. Возвращайтесь и извивайтесь в муках вместе с теми, чьим предком был червь. Я иду дальше, дальше, мимо черных и белых кварталов-квадратов. Игра кончена, фигуры растаяли, клетки стерлись, доска сгнила. Все опять, как в варварские времена.
Что делает мир столь прекрасным и варварским? Мысль о смерти. Буги-вуги вернулся, его колени в крови. Одним стремительным прыжком он достиг земли Иосафата[68]. Его повели на гонки багги. Вылили канистру керосина на его курчавую голову и подожгли. Порой, когда Граф начинает — бинк-бинк, когда он спрашивает себя: какую скорбную мелодию сыграть на сей раз? — слышишь, как шипит и лопается плоть. Когда он был мал летами и ростом, его нещадно колотили толкушкой для картофеля. Когда же он стал большим и высоким, ему вонзали вилы в живот.
Эпаминонд, разумеется, мастерски делал свое дело, цивилизуя всех посредством убийства и вражды. Мир превратился в один огромный организм, умирающий от трупного яда. Он заразился как раз в тот момент, когда все было отлично организовано. Мир сгнил изнутри, превратился в белое и червивое яйцо, протухшее еще в скорлупе. Он породил крыс и вшей, он породил траншейные зубы и траншейную стопу, декларации, и преамбулы, и протоколы, породил кривоногих близнецов и лысых евнухов, христианскую науку, и отравляющие газы, и синтетическое нижнее белье, и стеклянную обувь, и платиновые зубные протезы.
Мадам, как я понимаю, вы желаете сохранить этот Ersatz[69], эти уныние, и одинаковость, и статус-кво, слепленные в одну жирную фрикадельку. Вы желаете, когда проголодаетесь, бросить ее на сковородку и поджарить, я прав? Это вас устраивает, хотя сия фрикаделька не настолько питательна, чтобы назвать ее цивилизацией, разве не так? Мадам, вы ужасно, страшно, прискорбно, безусловно ошибаетесь. Вас научили произносить слово, которое не имеет смысла. Не существует вещи, называемой «цивилизация». Есть один огромный варварский мир, и его крысолова зовут Буги-вуги. У него два сына, и один из них попал в мясорубку и умер изуродованный до неузнаваемости, колотя левой рукой, как сумасшедшим хвостом. Второй сын жив и плодовит, как рыба в пору нереста. Он живет в радости, будто варвар, и не имеет ничего, кроме золотой трубы. Однажды он хлебнул в кабаке в Монемвасии и, придя в Мемфис, поднялся и взял на трубе ноту жирной крысы в капкане, так что фрикаделька вылетела со сковороды.
«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.
Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.
Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».
Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!
«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.
«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.