Колонисты - [10]

— Хорошо, что ты у меня такой молчун. — Она села за стол, вытащила колбочки и пипетки и стала что-то там разводить в питательном растворе, смотря в увеличительное стекло и то и дело прививая молодые росточки и побеги, которые стояли у нее аккуратным рядком. Горшок вертелся рядом и то и дело порывался улизнуть, но был засажен за пересчет каких-то там листков с записями. Он шевелил губами и отделял каждый лист так натурально, что я даже подумал, что он умеет в таком мелком возрасте считать, однако ошибся.

— Сколько там? — спросила у него мать только затем, чтобы спросить, внимательно отмеряя жидкость пипеткой.

— Много. — Был ответ.

— А много — это сколько?

Ровно в семь раз больше чем до е. ной матери, подумал я, но понятное дело озвучить это не мог.

— Пять. — Выдал экспромт Горшок.

— Пять это вот. — Мать отвлеклась и загнула один палец, оставив пять. — Считай на пальцах.

Горшок сильно задумался и стал откладывать листы и загибать пальцы, чем отвлекся еще как минимум на полчаса. Я почувствовал, что хочу в туалет и воззвал:

— Ыыыы?!

Мать тут же повернулась.

— Что, уже? — спросила меня она, хотя и не ждала ответа. — Сейчас, еще одну культуру привью, а потом и тобой займусь.

К кабинке матери подошел высокий дядька-орк в белом халате и в очках. Он мельком взглянул на меня, но я был сосредоточен, чтобы не пустить струю, так что сильного внимания на него не обратил. Горшок продолжал шевелить губами и загибать пальцы. Начальник сунулся к матери.

— Майя, ты что, погибели моей хочешь?

— Ты это о чем, Хлыст? — не поняла та.

— Ты на время смотрела? — начальник поднес к ее глазам часы с хорошо знакомым мне циферблатом. — Не больше одной трети для матерей с грудными детьми и с перерывом каждые полоборота на пять черт, а ты своего как оборот назад на крючок повесила, так он и болтается. Нарушение трудового законодательства налицо.

Точнее на клыкастую морду, подумал я и все же не смог удержаться и предательское тело расслабилось, а из правой штанишки закапало на пол. Мать посмотрела на меня, на начальника и всплеснула руками.

— Прости, Хлыст, я сейчас все уберу. — Она кинулась ко мне, а орк внимательно посмотрел на меня и произнес:

— Какой стойкий юноша, даже не заплакал, и взгляд такой серьезный. Далеко пойдет.

— Восемь! — объявил Горшок, раскладывая листы, которые даже я, пересчитав навскидку, определил не меньше двадцати, но что с него, неуча, взять?

Орк покачал головой.

— Математик? — спросил он у матери, которая быстро переодевала меня в сухое и вытирала пол тряпкой, где желтая лужа уже доползла почти до ног начальника, но тот ее никак не хотел замечать.

— Да пусть хоть чем-нибудь займется, дома его одного все равно не оставишь. Еще четыре лета и потом только в училище пойдет.

— Тогда что он тут считает?

— Пусть считает, я ему счет до полной руки показала.

— Я уже научился. — Обиделся подслушивавший Горшок. — Полная рука! — И радостно продемонстрировал листы.

— Молодец. — Похвалил его начальник и отобрал листы. — А лунным отчетом ты все же не давай ему играть — порвет, сама потом переписывать будешь.

— Так не было ничего такого под рукой. — Оправдалась мать.

— Эх, молодо-зелено, — сказал начальник, махнув рукой. — Все вы такие, молодые безголовые.

На это маман не обиделась и вернулась к работе, а орк, забрав листы, пошел дальше проверять своих работников, которые притащили младенцев и сейчас больше занимались ими, чем своими непосредственными обязанностями.

— А сколько там было? — спросил Горшок про листы.

— Две полные руки. — Ответила со вздохом мать и вернулась к пипеткам, мельком взглянув на меня. — Прости меня, Молчун, что-то я и вправду увлеклась.

Эх, нам бы таких увлеченных, подумал я, мы бы за пять лет страну в лидеры вывели. А то все сейчас и пальцем не пошевелят просто так, только за деньги. Платите мне тридцать тысяч, я буду на кресле перед монитором сидеть и в одноклассниках или в контакте там чатится. А работа, хрен на нее, за меня ее Вася сделает. Или Глаша какая-нибудь. А я денежку получу. Прямо злость берет на таких вот уродов. Я неосознанно сжал кулаки, а мать и Горшок повернулись и посмотрели на меня внимательно.

— Ты это чего, Молчун? — спросила маман. — На меня разозлился, что ли?

Вот тебе раз, они и настроение могут чувствовать! Это не есть гут, так и спалиться недолго. Надо бы свои чувства держать в узде, а то мигом расколят. Я попытался мило улыбнуться, но беззубый рот являл собой жалкое зрелище. Даже у Горшка вон молочные клыки вылезли, а я так, как старушка сухарик в воде размочу и деснами его прожую. Черт, что же со мной будет, когда зубы резаться начнут? Боль нестерпимая, я всегда к стоматологам не любил ходить, а здесь они есть или нет, не знаю. Может папаша просто в челюсть даст, от его удара точно все зубы повылетят. Да еще и в школу потом идти, да что за наказание такое! Лучше бы сразу в здорового орка закинули, который уже прожил лет так двадцать. Кстати, как у них тут с продолжительностью жизни? Хорошо бы как эльфы, хотя бы лет до восьмисот. Хотя эти остроухие уроды наверняка вообще бессмертные. Такой удивительный мир, который требует пристального и внимательного изучения. Я сам не заметил, как уснул.