— Тебя это удивляет?
— Можно сказать и так… — Она немного помолчала. — Брайан говорит: норники хотели показать нам, насколько они цивилизованы, хотя… не знаю. Быть может, тебе удастся что-то выяснить, когда они в следующий раз придут к тебе за медицинской помощью. Похоже, ты им нравишься.
Но в том месяце ко мне так и не обратился ни один абориген. В следующие двенадцать недель у меня было только шесть пациентов: все серые и все — с легкими царапинами. Я, во всяком случае, уверен, что это не могли быть раны, полученные на войне. Я перевязал их, и норники ушли.
Однажды утром я обнаружил под дверью лазарета корзину, сплетенную из ярко-красных прутьев. Она была почти такой же, как оружейная перевязь норника, которого мы встретили в степи осенью. Никогда прежде аборигены не делали подобных подношений своему «лечащему врачу». После этого я несколько раз видел норников во время прогулок и даже, как мог, беседовал с ними, но лечиться они больше не приходили. Корзинка оказалась их прощальным подарком.
Один из норников объяснил мне: они «ждут, чтобы наблюдать за чужими», но я так и не понял, что он имел в виду.
Воевать между собой норники перестали. Возможно, теперь мы стали их общим врагом, и когда они с нами разделаются, то возобновят свои территориальные споры, словно нас никогда не существовало. Да Сильва оказалась права — норников были миллионы против нескольких тысяч людей, поэтому, если они решат с нами покончить, численное преимущество будет на их стороне.
Я до сих пор иногда выпиваю с Бобом, но большую часть времени теперь провожу с Анной. Она готовит превосходное гоанское карри. Ее предки — выходцы именно из этой португальской колонии на западном побережье Индостана, и я могу вкусить старой колониальной жизни, когда мне этого захочется. Впрочем, это блюдо напоминает мне и о том, чем в конце концов могут обернуться для завоевателя его поползновения. Кстати, Анна убедила меня послать запрос на Землю относительно моей матери.
Частенько я навещаю поселки норников, расположенные в лесу в пяти километрах от базы. Во время таких визитов я стараюсь узнать как можно больше об их физиологии и заболеваниях. К этой работе я отношусь очень серьезно — ведь может настать такой день, когда репутации доброго доктора может оказаться недостаточно, чтобы спасти мою жизнь. Нужно быть хорошим доктором, и я стараюсь. На данный момент я лучший в мире специалист по болезням норников, поскольку другого все равно нет.
И последнее. Я решил убрать земной календарь с экрана моего органайзера. Пусть теперь банк сам считает мои проценты.
