Коломбина для Рыжего - [80]

* * *

У Коломбины мягкие волосы цвета горького шоколада – непослушные на вид, отливающие на солнце темно-каштановым огнем, так и льнущие шелковыми завитками к пальцам и нежным щекам. Я знаю, какие они. Я так долго перебирал их, играя прядями, гладя, пока она спала, что почти приручил. Почти, как приручил девчонку, стоящую сейчас передо мной во дворе моего дома, понурив голову, застыв в нерешительности у открытой для нее двери «БМВ».

– Садись, Коломбина, отвезу в общежитие. Сейчас решу насущные дела и к вечеру приеду за тобой, как можно скорее. Таня, послушай, – касаюсь ее руки, когда она поднимает голову, закрывая глаза, чтобы сделать тяжелый вздох, – прекрати панику. Я обещал тебе быть рядом и буду. Не случится ничего страшного, это просто семейный вечер. Все будет хорошо. Хорошо, слышишь!

Я смотрю на бледную Коломбину и кляну себя последними словами. То, что я идиот – знал давно, но до последнего надеялся, что небезнадежный. Однако слова матери и удручающий взгляд Уфимцевой подтвердили окончательный диагноз в моем резюме законченного эгоиста: самоуверенный придурок. Права Карловна, объяснить поступок Коломбине будет сложно. И почему я думал, что все окажется намного проще? Что ввести ее в мой мир, выступая проводником, не составит труда?.. Мать с отцом удивили меня, приняв девчонку, спасибо их дальновидности, а без нее еще одного дня я бы не выдержал, слишком глубоко увяз, и слишком яркой была встреча в клубе, чтобы и дальше сомневаться. К черту ее упрямство! Мы уже не дети, я яркий представитель семейного фатума и, вновь встретив Коломбину на своем пути, не откажусь от нее, чего бы мне это ни стоило. Неожиданного удара в висок от ее друга или трепанации черепа.

И все же, надеюсь, удача не отвернется от меня, как не отворачивалась до сегодняшнего дня.

Кто бы мог подумать, что Бампер способен чувствовать подобное. Не симпатию и легкий интерес, исчезающий с новым днем, а голод, пробирающий до костей. До ломоты и острого чувства потребности в человеке. Когда не нужно жить бок о бок десять лет, чтобы понять – не насытиться, не пресытиться и не устать. Пусть ворчливая и колючая. Резкая, порывистая, открытая, растерянная и доверчивая. Настоящая. Моя, не похожая ни на кого девчонка.

А ведь отец предупреждал. Говорил, что однажды судьба найдет меня, как бы я ни куролесил, возьмет за причинное место и поставит на колени перед одной единственной женщиной. Говорил, смеясь, и я сам улыбался в ответ на его слова. Не веря и не примеряя к себе. Ерунда и бессмыслица, полнейший бред, считал, теряясь в девчонках, как в хмельном вине, не обещая никому ничего, а сейчас… А сейчас я понимаю отца, как никто, и его многолетняя одержимость матерью больше не кажется мне надуманной слабостью сильного во всех отношениях мужчины. Больше нет. Не теперь, когда рыжий паяц встретил свою Коломбину.

Она держалась молодцом до того момента, когда поняла, что угодила в капкан. Ее паника и попытка к бегству почти заставили меня признаться в глупом розыгрыше, продиктованном только лишь желанием удержать возле себя. И, возможно, желанием прогнать страх, в котором невольно или намеренно стал виновен. Но тогда мне пришлось бы сказать ей те самые слова, от которых так просто не отмахнуться. После которых я потерял бы ее окончательно. Потому что не поверила бы. Потому что я сам не поверил бы себе на ее месте.

– Ну хочешь я все отменю? К черту праздник!

– И пойдешь один?

– Нет, – предельно честно в распахнутые в надежде глаза. – Без тебя не пойду, – упрямо, пусть думает, что виной тому Светка. Без Коломбины мне на празднике делать нечего, да простят своего дурака-отпрыска родители. – Без тебя – нет.

– Но, ты не понимаешь! Не понимаешь! – еще не крик, но очень близко, откинувшись на крыло машины. – Я не смогу быть с тобой рядом, я не умею, как ты! Артемьев, ну пожалуйста, ты же видишь какая я. Ты же видел девчонок своей матери, ты был с ними…

– Не делай из меня чертового Казанову, Коломбина, это не так.

– Все равно! Ты знаешь, о чем я говорю! Я никогда не смогу быть такой, как они, мне это просто не под силу! Я все испорчу, а ты будешь жалеть. Посмотри на меня! Ну, зачем?

– Смотрю. И вижу. Поверь, я вижу тебя и отдаю полный отчет своей просьбе. Оставайся собой, Таня, мне этого достаточно. Я ничего другого не прошу.

– Но, столько людей… Света не солгала, и на торжестве, правда, будет весь цвет города?

Мне бы хотелось ее успокоить, но хоть в этом я не должен врать.

– Да, Коломбина, лучший цвет. Семья Артемьевых – не последние люди, а Карловна сама по себе известный бренд. Поздравить мать и отца придут многие, это их заслуга, ну и что? Ты ведь будешь со мной. Какое тебе дело до всех?

– Да как ты это себе представляешь? – искренне удивляется она. – Я тоже вижу тебя! Вижу себя! Каждую чертову деталь твоей понтовой одежды! Это, – она приподнимает мое запястье, на котором надеты дорогие часы. – И это, – касается рукава кожаной куртки за туеву кучу баксов. – Ты думаешь, почему твоя акула не поверила сегодняшнему представлению, хотя ты очень старался быть убедителен? Почему твоя мама была так снисходительна ко мне, терпя в твоей комнате и на твоих коленях?