Колокольчик в тайге - [15]
— Я ведь тебе говорил, что утенок никуда не денется с плеса, — давай приучим его к себе, — заговорил Сережа.
— Дикого утенка? — в голосе Мити послышалось недоверие.
— Что особенного? Мы будем прикармливать хлебом. У тебя крошки есть?
— Остались.
— Бросай их утенку.
Испугавшись резкого движения руки, бросившей хлебные крошки, Пип стремительно нырнул. Ребята отъехали недалеко от места рыбалки и стали наблюдать. Крошки лежали на дне, и Пип смело начал их подбирать.
Так продолжалось несколько дней. Пип уже проплывал со стайкой домашних утят мимо лодки с ребятами, но все еще продолжал остерегаться.
В июне, когда болотные кочки покрылись ярко-зеленой осокой, Пип в ожидании хлебных крошек начал уже один кружить недалеко от ребят. Радость юных рыболовов была безгранична.
— Ну вот, ты сомневался, что нельзя приучить дикого утенка. Смотри, он нас не боится, — говорил своему другу Сережа.
В один из солнечных июньских дней над плесом пролетела дикая утка. Пип проводил ее взглядом, приподнялся на лапках, похлопал крыльями и, не отрываясь от воды, пролетел вслед за ней метра два.
— Слаб еще, не может подняться на крыло, — наблюдая за утенком, заметил Митя и бросил в воду очередную порцию хлебных крошек. — Пип, Пип, — позвал он его.
Утенок приподнял головку и повернулся от лабзы на зов своих друзей. Он начал привыкать к своей кличке и каждый раз, когда раздавался зов, охотно выплывал из зарослей, но вплотную к лодке с ребятами по-прежнему не приближался.
В конце июня он увязался за домашними утятами и вылез из воды вместе с ними на сушу. Утка со своими питомцами направилась на обычную кормежку. Утята шли за ней гурьбой. В переулке, на полпути к дому, утка издала тревожный крик. Утята сбились в кучу. Из деревни, направляясь к озеру, бежало какое-то черное лохматое чудовище и, не обращая внимания на утят, остановилось недалеко от них, вынюхивая что-то в траве.
Послышалось успокоительное «кряк!» и, переваливаясь с ноги на ногу, утка пошла дальше. При виде собаки Пип присел от страха, но, видя, что утята спокойно идут за уткой, последовал за ними. Нырнув в подворотню, утка с разбега сунула нос в корытце с месивом. Глядя на своих приятелей, Пип тоже начал есть мятую картошку, перемешанную с отрубями и мелко нарубленной крапивой. Пища ему так понравилась, что он даже залез в корытце. Неожиданно над ним выросли чьи-то длинные ноги, раздалось хлопанье крыльев и оглушительное «ку-ка-ре-ку!». Тараща испуганные глаза, Пип бросился наутек со двора.
— Смотри, Пип бежит из переулка, — показывая Мите на дикого утенка, оживленно заговорил Сережа. — Должно, уходил с утятами на кормежку. Но почему он один?
— Испугался и дал стрекача, — улыбнулся Митя. И когда Пип выплыл на середину плеса, Паклин привычным движением бросил в его сторону крошки хлеба. Пип нырнул, подобрал свою добычу и безбоязненно проплыл под водой, где стояла лодка. Ребята не заметили, как он вынырнул на другой стороне. Долго искали глазами, и, только повернувшись к лабзе, они заметили Пипа, спокойно плавающего недалеко от них.
В начале осени Пип превратился в красивого селезня и начал сторониться домашних уток. Вечерами и рано утром он исчезал с плеса и только днем садился на его спокойную гладь, ожидая ребят. Так повторялось несколько раз.
Наступила ненастная пора. Побурела осока, пожелтели листья берегового тальника, и холодный ветер сбрасывал их в сумрачные волны озера. Обнажились деревья. По ночам было слышно, как гукали совы. Давно улетели скворцы и певчие птицы. Колхозники заканчивали полевые работы. В шум тракторов вливался иногда прощальный крик журавлей. Ночью и утром застывала вода у берегов, и только днем гонимые ветром озерные волны крошили слабый ледок.
Все чаще и чаще дикие утки сбивались в стаи, собираясь в далекий путь. С ними был и Пип.
В конце осени, Сережа Хлызов и Митя, сделав уроки, поехали на рыбалку. Они направили лодку к знакомой лабзе. Там гулял холодный, пронизывающий ветер, да и клев был плохой, и ребята начали свертывать удочки. Над головой пролетела стая уток. Вот одна из них отделилась от стаи, низко спустилась над плесом и, сделав как бы прощальный круг над ребятами, взмыла вверх.
— Пип!
Сережа с Митей долго смотрели вслед быстрокрылой птице. И когда та скрылась в сумрачной дали, ребята взялись за весла.
Г. А. Устинов
ПУШИНКА
© Южно-Уральское книжное издательство, 1967 г.
В тот год зима на Урале была суровой. От сильных морозов глухо потрескивали вековые миньярские леса.
Крепко спали в своих убежищах жирные барсуки, косматые медведи, колючие ежи. От стужи закопалась в снег боровая дичь: тетерева, глухари, рябчики.
Снег выпал глубокий. Он придавил кустарники, облепил деревья. Вечнозеленые сосны, ели и пихты стояли, словно в белых тулупах. А когда налетал «ветерок-северок», то начинал раздевать лесных великанов. Тогда сбитый снег с сухим шелестом осыпался вниз, хоронил следы зверей и птиц, скрывал тайны леса.
Огромные лоси проваливались в сугробах и, в поисках корма, с трудом бродили по чаще.
Холодно и голодно было многим зверям и птицам. И, кажется, только шустрые зайцы в белых шубах все так же легко бегали на кормежку в заросли тальника и осинника. Проскачут по полянке и отпечатаются за ними следы. Точь-в-точь как звездочки на погонах капитана: две спереди в ряд, а две сзади одна за другой. Ох и осторожны эти «капитаны»! Почему? Да потому, что врагов а лесу много. Чтобы не оставлять лишних следов, они чаще ходят по одному пути и протаптывают лапками плотные тропы. По такой заячьей дорожке школьник и без лыж пройдет, не провалится.
