Колокола - [6]

Во время этого разговора Тоби ни на минуту не прерывалъ штурма вкуснаго блюда, стоявшаго передъ нимъ. Онъ рѣзалъ и ѣлъ, рѣзалъ и пилъ, рѣзалъ и жевалъ, переходя отъ рубцовъ къ картофелю, отъ картофеля къ рубцамъ, какъ настоящій обжора, все съ неослабѣвающимъ аппетитомъ. Тѣмъ не менѣе, отъ времени до времени онъ посматривалъ то налѣво, то направо, чтобы видѣть не дѣлаетъ ли ему кто-нибудь знаковъ изъ дверей или оконъ домовъ, желая дать ему какое-нибудь порученіе. Вдругъ глаза его остановились на Мэгъ, сидѣвшей противъ него со сложенными на колѣняхъ руками и съ счастливой улыбкой смотрѣвшей на него.

— Да проститъ меня, Богъ! — воскликнулъ Тоби, опуская вилку и ножъ. — Голубка моя, дорогая моя Мэгъ! Что же ты сама не скажешь мнѣ какое я животное?

— Что ты это, папа?…

— Я спокойно здѣсь сижу, — отчаявался Тоби, — объѣдаюсь, напиваюсь, а ты стоишь передо мною, безъ всякаго сомнѣнія, голодная и ни слова не говоришь мнѣ объ этомъ, между тѣмъ, какъ…

— Но я уже поѣла, — отвѣчала со смѣхомъ дѣвушка. — У меня тоже былъ обѣдъ!

— Что ты говоришь? — возразилъ Тоби. — Мыслимо ли, развѣ мыслимо, чтобы у насъ съ тобою могло быть въ одинъ и тотъ же день два обѣда? Это невозможно! Я также легко могу повѣрить этому, какъ и тому, что въ одинъ годъ можетъ быть дважды Новый Годъ, или, чтобы я всю жизнь могъ имѣть золотой, не размѣнявъ его!

— И тѣмъ не менѣе я обѣдала, — повторила Мэгъ, приблизившись къ отцу — и, если ты будешь спокойно продолжать свой обѣдъ, то я тебѣ разскажу, какъ и также гдѣ я достала эти рубцы и… и еще кое что.

Тоби недовѣрчиво взглянулъ на дочь, но она смотрѣла на него яснымъ взглядомъ и положивъ ему на плечи руки, уговаривала его чтобы онъ ѣлъ, не давая простыть обѣду. Тоби взялъ ножъ и вилку и вновь приступилъ къ ѣдѣ, но съ меньшимъ оживленіемъ, покачивая недовольно головою.

— Я обѣдала, папа, — сказала послѣ мимолетнаго колебанія Мэгъ, — съ… съ Ричардомъ. Онъ пропустилъ часъ своего обѣда, но взялъ его съ собою, когда пришелъ ко мнѣ и мы… мы его съѣли вмѣстѣ.

Тоби выпилъ глотокѣ пива, щелкнулъ губами и видя, что дочь ждетъ, ограничился краткимъ восклицаніемъ:

— А!

— И Ричардъ сказалъ, папа, — продолжала Мэгъ и вдругъ остановилась.

— Что сказалъ Ричардъ, Мэгъ? — спросилъ Тобп.

— Ричардъ сказалъ, отецъ…

Опять пауза.

— Ричардъ говоритъ крайне медленно, — замѣтилъ отецъ.

— Видишь-ли, онъ сказалъ, — продолжала Мэгъ, поднявъ глаза, дрожавшимъ, но отчетливымъ голосомъ, — онъ сказалъ, что вотъ и второй годъ почти на исходѣ, и къ чему ведетъ ждать изъ года въ годъ, когда есть такъ мало надежды, чтобы дѣла наши поправились? Онъ говоритъ, что мы теперь бѣдны и не будемъ бѣднѣе впослѣдствіи; но что теперь мы молоды и не замѣтимъ, какъ старость подкрадется. Онъ говоритъ, что если люди въ нашемъ положеніи хотятъ передъ тѣмъ, какъ пуститься въ путь, выждать чтобы на дорогѣ не осталось ни одной кочки, то они кончаютъ тѣмъ, что имъ остается лишь одна узкая тропинка, ведущая къ могилѣ, отецъ.

Надо было обладать большимъ мужествомъ, чѣмъ Тоби, чтобы опровергнуть это. Онъ промолчалъ.

— Слишкомъ грустно и тяжело, папа, состариться и умереть съ сознаніемъ, что мы взаимно не поддержали и не успокоили одинъ другого! Слишкомъ больно, любя другъ друга, всю жизнь изнывать въ разлукѣ и видѣть, какъ каждый работаетъ отдѣльно, тоскуетъ однако, старѣетъ и сѣдѣетъ! Еслибы я даже могла побороть въ себѣ любовь къ Ричарду и забыть его (что мнѣ представляется невозможнымъ), то каково жить мнѣ теперь, дорогой мой папа, съ сердцемъ, переполненнымъ любовью къ нему, чувствовать, какъ оно мало по малу умираетъ, не имѣя ни одного радостнаго, счастливаго воспоминанія, которое могло бы подкрѣпить и утѣшить меня въ моей тяжелой долѣ.

Тоби продолжалъ молчать; Мэгъ вытерла глаза и затѣмъ продолжала нѣсколько веселѣе, т. е., то съ улыбкою, то со слезами, то смѣясь, то плача:

— И такъ, папа, Ричардъ говорилъ вчера, что такъ какъ онъ обезпеченъ на нѣкоторое время работою и я люблю его болѣе трехъ долгихъ лѣтъ (о, гораздо дольше, еслибъ онъ зналъ), я должна рѣшиться выдти за него замужъ въ день Новаго Года, въ этотъ лучшій и счастливѣйшій по моему мнѣнію день всего года, который почти всегда приноситъ счастье. Конечно, отецъ, я предупреждаю тебя очень незадолго до срока, но вѣдь тебѣ не придется ни готовить мнѣ приданое, ни заказывать, по примѣру знатныхъ барынь, подвѣнечное платье. Словомъ, Ричардъ говорилъ такъ настойчиво и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ ласково, такъ серьезно и мягко, что я обѣщала ему переговорить съ тобой обо всемъ, и такъ какъ я получила сегодня совершенно неожиданно деньги за сданную работу и ты голодалъ почти всю недѣлю дорогой папа, то я и не могла устоять передъ желаніемъ сдѣлать въ сегодняшній, столь счастливый для меня день, маленькій праздникъ для тебя. Вотъ почему я и приготовила это угощеніе и принесла его тебѣ.

— А онъ преспокойно дастъ ему простыть на этихъ ступенькахъ! — раздался другой голосъ. Это былъ голосъ Ричарда, незамѣтно къ нимъ подошедшаго и ставшаго передъ отцомъ и дочерью, съ лицомъ, пылавшимъ какъ раскаленныя полосы желѣза, по которымъ онъ весь день колотилъ своимъ тяжелымъ молотомъ. Онъ былъ красивый, статный парень, хорошо сложенный, съ глазами, метавшими искры, на подобіе тѣхъ, которыя вылетаютъ изъ кузнечнаго горна. Черные, густые волосы вились надъ бронзовой кожей его лба; лицо его озарялось такою улыбкою, которая вполнѣ оправдывала всѣ похвалы, заключавшіяся въ убѣдительныхъ рѣчахъ Мэгъ.