Колокол по Хэму - [47]

Какого дьявола он делает на Кубе, зачем следит за тем, как я выхожу в море на рыболовной яхте Хемингуэя с его разношерстной компанией?

Я не стал спрашивать об этом Дельгадо, лишь повторил:

– Завтра в пять вечера.

– Не наткнись в темноте на дерево, когда будешь ехать на велосипеде, – со смехом отозвался Дельгадо. Он пришпорил мотор и с ревом понесся по дороге к Сан-Франциско дель Паула, окутанный облаком пыли, которая оседала на меня, будто пепел после кремации.

* * *

– Вперед, на штурм, Лукас! – прокричал Хемингуэй из-за сетчатой двери вечером того вторника. – Повяжи свой лучший шпионский галстук. Мы едем в посольство, чтобы сбагрить старику идейку!

Сорок минут спустя мы вошли в кабинет посла Брадена.

Яркие лучи вечернего солнца Гаваны просачивались сквозь жалюзи, под потолком вертелся вентилятор, силясь разогнать застоявшийся воздух. Нас было пятеро. Кроме посла, Хемингуэя, Эллиса Бриггза и меня, присутствовал новый шеф Военно-морской разведки в Центральной Америке полковник Джон Томасон-младший, крепкий подтянутый мужчина, объяснявшийся быстрыми точными фразами с техасским акцентом.

Я слышал о Томасоне, но, судя по непринужденности, с которой он заговорил с Хемингуэем, прежде чем перейти к делу, они были хорошо знакомы. Оказалось, Томасон был консультантом антологии военного рассказа, которую сейчас редактировал Хемингуэй. В сущности, полковник и сам был писателем – Хемингэуй дважды упомянул о биографии Джеба Стюарта, составленной Томасоном, и предложил включить в антологию один из его рассказов.

В конце концов Браден призвал собравшихся к порядку.

– Эрнест, насколько я понимаю, у вас к нам новое предложение.

– Совершенно верно, – ответил Хемингуэй, – и весьма дельное. – Он указал на меня и повернулся к полковнику. – Джон, Спруилл, вероятно, говорил тебе, что Госдеп прикомандировал Лукаса к „Хитрому делу“ в качестве специалиста по контрразведке. Я обсудил с ним свой замысел и проработал кое-какие детали…

Хемингуэй ничего со мной не обсуждал; пока мы сломя голову мчались к Гаване в его черном „Кадиллаке“, он лишь объяснил, что именно намерен предложить. Томасон, прищурясь, посмотрел на меня с подозрением, которое всякий военный и разведчик испытывает к Госдепартаменту.

– Полагаю, Спруилл либо Эллис уже рассказали тебе о нашей вчерашней встрече с немецкой субмариной, – продолжал тем временем Хемингэуй.

Полковник Томасон кивнул.

– Ты уверен, что это было немецкое судно, Эрнест? – спросил Эллис Бриггз.

– Еще бы, черт возьми, – ответил Хемингуэй и объяснил, какой формы была ходовая рубка, как выглядела палубная пушка и какие цифры были изображены на борту.

– Это почти наверняка германская субмарина серии „740“, – сказал Томасон. – И каким же курсом она шла непосредственно перед тем, как погрузиться?

– Лукас? – окликнул меня Хемингуэй.

– На северо-северо-запад, – сказал я, чувствуя себя актером, играющим эпизодическую роль в дешевой мелодраме.

Томасон кивнул:

– Сегодня рано утром неподалеку от Нью-Орлеана была замечена подлодка класса „740“. Полагают, что она могла выбросить трех-четырех агентов в устье Миссисипи. Вероятно, это то самое судно, с которым ты встретился, Папа.

Я посмотрел на полковника. „Папа“? Томасону было около пятидесяти лет, Хемингуэю – сорок один. Какой еще „Папа“?

Почему все так охотно подхватывают дурацкую игру Хемингуэя в прозвища и клички… и вообще все его детские забавы?

Сейчас мы играли в подводные лодки. Все присутствующие говорили серьезными мужественными голосами.

Хемингуэй поднялся на ноги, кивая, размахивая руками и покачиваясь с пятки на носок, отрывистыми жестами подчеркивая слова, которые казались ему наиболее важными. Посол Браден выглядел умиротворенным и довольным, словно домашняя хозяйка, которая приобрела дорогой пылесос у разъезжего торговца и теперь готова выложить деньги за дополнительные устройства, призванные облегчить ее труд.

– Мой план состоит в следующем, – произнес Хемингуэй, широко разбрасывая руки, как будто хотел заключить всех нас в объятия. – Агенты „Хитрого дела“ докладывают, что за последний месяц немецкие подлодки задержали и ограбили множество местных рыболовецких посудин. Один старик, который промышляет у Нуэвитоса, был вынужден отдать им весь свой улов и запас фруктов. Как бы то ни было, я думаю, что капитан „семьсот сороковой“ присматривался к „Южному кресту“, решая, следует ли взять яхту на абордаж или потопить огнем из пушки. Яхта выглядит подозрительно… она почти с эсминец размером. Но море было слишком бурным, и когда мы там появились…

„Что за чушь он несет?“ – гадал я. Мы видели сигнальные огни на яхте и на рубке подлодки. Передача велась особым кодом, отличным от общепринятой азбуки Морзе. Весь обратный путь, пока мы следовали за огромной яхтой до места ее якорной стоянки в гаванском порту, Хемингуэй разглагольствовал о том, что подлодка и яхта действуют заодно. Он решил, что частное судно использовалось как заправочная станция для субмарины – немцы называли такие корабли „дойными коровами“, – и разработал план добычи информации о „Южном кресте“, его экипаже, грузе и предполагаемой миссии. Он трудился до поздней ночи, раздавая задания по сбору сведений агентам „Хитрого дела“ – портовым бродягам, официантам и кабатчикам. И вот теперь он говорит совсем другое. К чему он клонит?