Колокол по Хэму - [39]

Я продолжал краешком глаза ловить движения темной фигуры, притаившейся за „свиным забором“. Силуэт приподнялся, и в его прицеле мелькнул отраженный свет взрывов.

Выругав себя за то, что при мне нет пистолета или хорошего клинка, я зажег короткий фитиль своей ракеты, сунул ее в бамбуковый шест и выстрелил в сторону каменной стены и шоссе. Ракета пролетела слишком высоко и взорвалась среди нижних ветвей мангового дерева. Я зарядил новую ракету и побежал к стене, стараясь держаться между человеком с винтовкой и Хемингуэем.

– Лукас! – послышался сзади крик писателя. – Какого черта ты…

Я продолжал мчаться вперед, продираясь сквозь кукурузные стебли и топча ногами помидоры. Мне почудилось движение за стеной, и что-то прожужжало рядом с моим левым ухом. Я подбросил вверх осветительную ракету и стиснул в левом кулаке нож с коротким лезвием, держа его как можно ниже. Мгновение спустя я перепрыгнул через стену, отшвырнул бамбуковый шест и затаился в темноте, присев на корточки и выставив вперед нож.

По ту сторону стены никого не оказалось. В десяти метрах от меня шуршали высокие кусты, отделявшие усадьбу от дороги. Я встал и двинулся в ту сторону, но тут же упал плашмя, услышав, как за моей спиной началась пальба.

Хлопок выстрела. Два взрыва. Крики. Раздался истеричный лай крупных собак – судя по звуку, доберманов. Потом псы умолкли – должно быть, их спустили с цепи. Затрещала связка фейерверков, и испуганные собаки вновь залились истошным лаем.

Поколебавшись секунду, я вновь перепрыгнул через „свиной забор“ и быстро побежал к каменной стене Стейнхарта, пересекая пространство, разделявшее две усадьбы. В тот самый миг, когда я переваливал через стену, из усадьбы Стейнхарта послышался еще один выстрел. Пуля прошла высоко – стрелявший либо опасался попасть в нас, либо целил в сторону финки Хемингуэя.

У сетчатого забора виднелись пригнувшиеся человеческие силуэты. На террасе Стейнхарта вопили люди. Дымную пелену пронизывали острые лучи по крайней мере двух поисковых прожекторов. Взорвался еще один рассыпной фейерверк.

– Будь ты проклят, Хемингуэй! – рявкнул мужчина, стоявший на террасе. – Будь ты проклят! Это не смешно!

Вновь послышался выстрел – пуля сбила листья с мангового дерева над нашими головами.

– Уходим! Уходим! – повторял Хемингуэй, похлопывая по спинам остальных. Гест дышал с трудом, но довольно резво припустил по склону. Я заметил на лице Купера улыбку. Его брюки были разорваны на колене, рубашка покрыта грязью или кровью, но он двигался достаточно проворно. Ибарлусия помог доктору подняться по холму и протиснуться сквозь заросли деревьев.

Хемингуэй схватил меня за воротник.

– Какого дьявола ты там делал, Лукас? Зачем стрелял в сторону дороги?

Я отнял его руку от своей рубашки. Позади раздавались крики, трещали кусты – это доберманы мчались вниз по склону к ограде.

– Уходим! – сказал Хемингуэй и толкнул меня в спину, Я побежал, задержавшись лишь на секунду, чтобы оглянуться.

Я увидел, как писатель достал из брючного кармана кусок сырого мяса и перебросил его через ограду на звук приближающихся собак. Потом он хладнокровно поджег последний фейерверк, швырнул его и неторопливой трусцой начал подниматься на холм.

* * *

Добравшись до забора, Стейнхарт и его гости прекратили погоню и подозвали собак. Некоторое время с полей слышались крики, потом вновь заиграло фортепиано.

Купер, доктор, Пэтчи, Гест и Хемингуэй рухнули в кресла, смеясь и переговариваясь громкими голосами. Актер поранил руку о забор, и Хемингуэй принес марлю и виски – прежде чем забинтовать рану, он плеснул на нее дорогим напитком, потом наполнил бокал Купера.

Несколько минут я стоял на границе света, льющегося с террасы, но не уловил на шоссе ни малейшего движения.

Я вернулся к дому, надел пиджак и пожелал всем спокойной ночи. Купер пожал мне руку, извинившись за то, что подает ладонь в бинтах.

– Был рад познакомиться с вами, новым членом нашей команды, – сказал он.

– Взаимно.

– Спокойной ночи, господин Лукас, – произнес Уинстон Гест. – Полагаю, мы еще увидимся на борту „Пилар“.

Доктор никак не мог отдышаться. Он лишь кивнул мне.

Пэтчи Ибарлусия улыбнулся и стиснул мое плечо.

– Стаканчик виски на сон грядущий, Лукас? – предложил Хемингуэй. Его лицо было серьезным.

– Нет, – ответил я. – Спасибо за ужин.

Я вернулся во флигель, надел темные слаксы и свитер, вынул из рюкзака маленький фонарик и пробрался к „свиному забору“ и шоссе. Совсем недавно на влажной траве у обочины стоял автомобиль. Несколько ветвей кустарника были сломаны. В грязи у подножия забора я нашел латунную гильзу, сверкнувшую в свете моего фонарика. Судя по запаху, считанные минуты назад из нее была выпущена пуля.

Я вернулся к усадьбе и остановился в темноте у террасы, на которой Хемингуэй и его гости продолжали негромко смеяться и беседовать, пока наконец Купер не отправился спать.

Ибарлусия увез доктора на красном „Родстере“. Чуть позже Гест уехал на „Кадиллаке“. Свет в финке продолжал гореть еще минут двадцать, потом лампы погасли.

Я затаился во мраке под манговыми ветвями у темных стен флигеля, прислушиваясь к звукам тропической ночи, жужжанию насекомых и голосам птиц. Некоторое время я размышлял о писателях, актерах, мальчишках и их играх, потом выбросил все мысли из головы и стал ждать, превратившись в слух.