Колодец с живой водой - [15]

– Угу.

Я, однако, заметил, что ее взгляд по-прежнему скользит по карте, не в силах остановиться на какой-то определенной точке, поэтому я снова ткнул в карту пальцем:

– А ты вот здесь…

Мои слова имели следствием только то, что Аманда слегка наморщила лоб, и я показал ей за спину:

– …То есть тебе нужно двигаться вон туда.

Она слегка наклонила голову вперед, словно надеясь разобраться в карте одним лишь волевым усилием. Признавать поражение Аманда, во всяком случае, не спешила. Повернувшись ко мне, она сказала с очаровательной улыбкой:

– Ты, наверное, неплохо обращаешься с кубиком Рубика?

– Собираю за пятьдесят две секунды.

Аманда вздохнула и добавила, по-прежнему не отрывая глаз от карты:

– Как странно… Я бывала здесь, наверное, уже тысячу раз, но… – Она вытерла со лба пот. – Днем все выглядит совершенно иначе, к тому же у нас есть шофер…

Я уперся руками в столб и сделал вид, будто мне необходимо размять голеностопы.

– Я тоже бывал здесь… много раз. И тоже с шофером… Только наш шофер постоянно болтал – он просто не затыкался ни на минуту, рассказывая, по какой улице мы едем да мимо какого дворца, так что я волей-неволей многое запомнил. К восьми годам я уже знал этот городишко как свои пять пальцев.

Аманда тряхнула головой:

– Я заблудилась, а ты надо мной смеешься!

Я отрицательно покачал головой и продолжал в том же духе:

– К сожалению, в наше время трудно найти нормальную прислугу. То же относится и к шоферам.

Она улыбнулась:

– Я… я о тебе кое-что слышала.

– И что же?

– Ты хорошо бегаешь и… хорошо играешь в покер. Там, в Штатах, ты даже выиграл «мерс» у одного парня.

Я пожал плечами:

– Не «Мерседес», а «Ауди», к тому же машина была его отца. Впрочем, я думаю, у него это была не единственная тачка, так что…

– Это уж точно. – Она понимающе усмехнулась. – Ну а потом ты подал заявление на папину стипендию, а когда тебя вызвали на комиссию, рассказал жалостливую историю о том, что ты один на свете, что тебе очень грустно и одиноко и поэтому тебе совершенно необходимо учиться в Лондоне. Короче, папе стало тебя жалко, и он…

– Папе?

– Ну да. Это он учредил эту стипендию, и это он решил, что она достанется тебе.

– Вот как! А я-то думал, все решала комиссия.

– Ты думал неправильно, – сказала Аманда, не глядя на меня.

– Тогда зачем же… Мне там задали целую кучу вопросов. Я отвечал на них, наверное, целый час или даже больше.

– По-видимому, ты отвечал именно то, что от тебя требовалось.

– По-видимому, – согласился я. – У меня есть одна особенность: я умею говорить людям то, что́ они хотят услышать.

– Ты всегда такой?

– Какой?

– Ну, такой… самокритичный?

– Я стараюсь по возможности говорить правду, только и всего.

Она снова покачала головой.

– Честный человек в Гарварде… Ну и ну!

Так меня во второй раз в жизни назвали честным. Это было, по меньшей мере, странно, поскольку сам себя я никогда особенно честным не считал.

– Иногда, – сказал я, – говорить правду вовсе не означает быть честным.

Аманда посмотрела на меня внимательно:

– Вот как? Что ж, похоже, папа не ошибся в выборе. Думаю, когда я расскажу ему про наш разговор, он будет доволен.

– Ты всегда ему все рассказываешь?

– То, что я ему не рассказываю, мистер Пикеринг узнае́т сам. – Она немного помолчала. – Богатство… налагает определенную ответственность.

– Почему-то мне кажется, что желающих разделить с тобой бремя этой ответственности найдется довольно много. Стоит только повнимательнее посмотреть вокруг.

И снова она сделала коротенькую паузу.

– И ты… тоже относишься к таким… желающим?

– Вот уж нет, – ухмыльнулся я. – В любом случае каждый, кто разделит с тобой твои финансовые обязательства, должен будет получить одобрение твоего отца намного раньше, чем твое, а у меня что-то нет охоты играть в эти игры.

Я не сомневался, что, будучи одной из самых богатых двадцатипятилетних женщин в стране, Аманда просто не привыкла к тому, чтобы с ней говорили столь откровенно, без оглядки на ее, скажем так, «финансовое наполнение». Не знаю, поверила она мне или нет, однако моя откровенность явно произвела на нее впечатление. Постоянно живя в душной атмосфере лести и интриг, она, несомненно, восприняла мои слова как глоток свежего воздуха.

– Насчет папиного одобрения ты совершенно прав, – согласилась она.

Я снова усмехнулся.

– Тебе не позавидуешь, – сказал я. – И когда это началось? Небось еще в школе?

– Да. В старших классах.

– А ты не пыталась от этого… сбежать?

Она улыбнулась:

– Еще как пыталась. Я бегала каждый день и до сих пор бегаю.

– Как сейчас?

– Да, как сейчас. – На этот раз улыбка Аманды показалась мне чуть более теплой или, во всяком случае, искренней. Я протянул ей руку:

– Чарли. Чарли Финн.

Она взяла мою руку и ненадолго задержала в своей.

– Аманда Пикеринг.

Я повернулся.

– Побежали вместе. Хорошо, что ты заблудилась, иначе этого разговора у нас не было бы.

Так между нами завязалась дружба. Это была именно дружба, а никакие не «отношения». Нам просто было приятно и интересно проводить время вместе. В отличие от большинства парней, которые преследовали Аманду буквально по пятам, выжидая момента для решительного броска (представиться, заинтересовать – и разделить с нею ее деньги), я наткнулся на нее совершенно случайно и, вместо того чтобы разыгрывать благородного спасителя, повел себя совершенно нестандартно. Мало того, что я держался с Амандой дружелюбно-вежливо, я к тому же пытался подшучивать над ней и над собой, что, несомненно, было для нее внове. Во всяком случае, это определенно выделило меня среди прочих, а Аманда была достаточно умна, чтобы оценить мое отличие от большинства ее поклонников.