Колодец - [138]

— Ты не умрешь, Мэгги! Я не позволю тебе уйти и оставить меня одного!

— Это приказ, начальник? — Она вдруг глухо закашлялась, изо рта хлынула кровь, а из глаз Лоу, прорвав последний барьер, брызнули слезы. — Репортеру с моим опытом так просто голову не заморочить. — Взгляд ее на мгновение остановился на лице астронавта. — Выслушай меня, Бостон. Если ты сможешь найти способ добраться домой, сделай это. Обещай мне, что сделаешь.

— Обещаю. — Он яростно смахнул слезы с глаз. — В карманах Бринка оставалось еще порядочно кристаллов, когда он свалился вниз. Я вернусь туда и найду какую-нибудь веревку, чтобы спуститься в подвал…

— Нет! — Силы быстро покидали девушку, но в ее голосе звучала непреклонная решимость. — Никаких кристаллов для Мэгги Роббинс. Не надо оживлять меня, Бостон!

— Но ведь с Бринком получилось, и с тобой тоже получится…

— Нет, я не хочу так. Ты сам видел, как он изменился после… Кристаллы взяли над ним такую власть… Они его не только оживили, они его переделали. А я не хочу, чтобы меня переделали. Откуда ты знаешь, что было бы с ним дальше, останься он в живых? Представь: с каждым днем он становился все более и более безумным. А может, в один прекрасный день действие кристаллов неожиданно прекратилось бы. Спасибо, но для меня это не подходит. Лучше умереть, чем так жить.

Лоу обнаружил, что отчаянно трясет головой и твердит сквозь слезы:

— Нет! Нет! Нет! Я не дам тебе умереть! Ты не умрешь, Мэгги!

— Ну конечно, я не умру. Просто полежу здесь и отдохну. Обними меня покрепче, Бостон. Вот так, в самый раз. Как хорошо!

Обнявшись, они безмолвно следили за скрещенными лучами, пронизывающими пространство, и любовались радужным сиянием вращающегося «Ока». Лоу не исключал, что запущенный однажды агрегат мог теперь работать неограниченно долго за счет независимых внешних источников энергии. Землянин мог только догадываться о сложности происходящего в глубинах задействованного комплекса и сильно сомневался, что на данном этапе сумел бы выключить машину, даже если бы очень захотел.

В сущности, сейчас это уже не имело значения. Ничего больше не имело значения, включая и возвращение домой, кроме лежащей у него в объятиях молодой женщины, чье дыхание с каждой минутой становилось все более слабым и прерывистым.

— Эй, а ну прекрати! — внезапно выдохнула Мэгги.

— Но я ничего не сделал.

— Ты терзаешь себя, я же вижу. Не надо, Бостон. Ты ни в чем не виноват. И не смей ни о чем жалеть, понял? Ты бы все равно не смог жить рядом с профессиональной журналисткой. Репортеры и пяти минут прожить не могут без болтовни, а уж женщины-репортеры — тем более.

Лоу выдавил из себя слабую усмешку:

— Вот уж не ожидал услышать из твоих уст столько штампов сразу. Как тебе не стыдно, Мэгги?

— Ты меня переоцениваешь. Когда музы умолкают, мы все хватаемся за старые, добрые штампы. — Она снова закашлялась, на этот раз сильнее. Ее тело выгнулось и задергалось в конвульсиях.

Низко склонившись над лицом Мэгги, Лоу бережно и нежно кончиками пальцев убрал со лба закрывающую ей глаза слипшуюся прядь волос.

— Я думаю, что смог бы привыкнуть, — прошептал он. — Мы оба смогли бы привыкнуть друг к другу. Я бы стал совершать подвиги, а ты все время была бы рядом, чтобы вовремя сообщить о них прессе и зрителям.

— Точно. Я здесь сижу на куче материала, горячее которого не было ничего со времен египетских пирамид, и не могу передать ни единого слова. Да и что толку, если бы даже и могла? Все равно мне никто не поверит.

— А снимки, Мэгги? — мягко напомнил Лоу. — Видеозаписи?

Она презрительно усмехнулась:

— Спецэффекты. Монтаж. Люди верят только тому, во что хотят верить. — Пальцы ее судорожно сжались. — Господи, как же мне больно, Бостон!

— Прости… — Он не знал, что сказать. Наверное, можно было найти другие слова, но ничего не приходило в голову. В подобные минуты всегда так бывает.

— Эти лучи… Ты выясни, для чего они, хорошо? Сделай это ради меня. Они ведь тоже часть моего репортажа, и весьма существенная. А существенные детали из рассказа нельзя выкидывать — иначе какой же ты журналист?

— Я постараюсь. Я всего лишь старый и никому не нужный космический бродяга, но я постараюсь. А ты мне поможешь, да? Да, Мэгги? — Глаза ее снова закрылись. И тут к нему пришли правильные, нужные, уместные слова, но было уже поздно. Самые главные слова всегда приходят слишком поздно.

— Я люблю тебя, Мэгги!

Она умерла у него на руках, не произнеся больше ни слова. В ее смерти не было ни красоты, ни вдохновения, как это любят изображать поэты. Она просто тихо угасла.

Он положил тело на жесткий пол и в последний раз вгляделся в бледное, безжизненное лицо. Его освещал луч, испускаемый высшим достижением иной цивилизации — цивилизации столь высокоразвитой, что ее практические достижения на Земле никому не снились даже в качестве теоретических разработок. Огромный зал содрогался от биения электронной жизни, в то время как обычная человеческая жизнь, единственная что-то значившая в этом мире для Бостона Лоу, уже покинула распростертое у его ног тело.

Бостон хотел оставить без внимания предсмертную просьбу девушки, вернуться на остров, спуститься в подвал и забрать оставшиеся кристаллы из карманов разбившегося Бринка. Но последние слова Мэгги крепко засели в мозгу. В глубине души он знал, что журналистка проклянет его за воскрешение — так велик был ее страх вслед за немцем сделаться жертвой одержимости кристаллами.